Читать книгу - "Гражданская война в Испании - Сергей Данилов"

К июлю 1937 года германская эскадра покинула Средиземное море. Было ли нападение на «Лейпциг» и если да, то кто его атаковал, осталось неустановленным. По нашему мнению, нападение было. В германском флоте наблюдение за морем и опознание встречных кораблей было налажено очень хорошо (китов и дельфинов с подводными лодками не путали), а лгать принято не было. Республиканские подводные лодки из-за скверного технического состояния никогда не действовали в столь отдаленном от Картахены (450 километров) районе. Подводные лодки националистов, экипажи которых прошли обучение у германских офицеров, вряд ли могли столь грубо ошибиться. Да и они тоже почти никогда не появлялись в районе Орана.

Самым многочисленным в Средиземноморье был в то время итальянский подводный флот (около 90 единиц). Около сорока из них уже фактически участвовало в испанской войне, оказывая «дружеские услуги» националистам. На их счету было торпедирование «Мигеля Сервантеса» и ряда торговых судов. Возможно, что в атаку на немецкий крейсер по ошибке вышла одна из итальянских подводных лодок. Трехтрубный двухмачтовый легкий «Лейпциг» вполне можно было принять за республиканский «Мендес Нуньес», принадлежавший к тому же типу кораблей.

Раскрывать подоплеку инцидента Гитлеру и Муссолини не было смысла, тем более что торпеда прошла мимо «Лейпцига». Всевозможные же недоразумения и неувязки в итальянских вооруженных силах случались гораздо чаще, чем в большинстве других флотов.

Уход германских кораблей из Средиземноморья означал, что в запутанных условиях необъявленной испанской войны с участием нескольких государств фюрер менее чем дуче был готов рисковать малочисленными военными кораблями рейха. Отныне в борьбе на море возросла нагрузка на флоты националистов и итальянских фашистов.

Тем временем Хуан Негрин проявил качества одаренного политика и управленца. При нем республиканское правительство заработало действеннее, чем при «испанском Ленине». Прието и Негрин превращали нестройные колонны дружинников в регулярную армию. Правительство обновило состав генштаба и назначило его начальником отличившегося при обороне Мадрида Рохо, произведя его в полковники. Были выделены большие средства на создание военной промышленности. В целях выручки Бискайи спешно начали готовить сразу две операции на Центральном фронте — одну северо-западнее Мадрида, под Сеговией, и вторую южнее столицы, у Брунете.

В Бискайе же перспективы Республики к июню заметно ухудшились. Сказывалось не только техническое превосходство националистов и грамотность действий Молы и Солчаги. В политике правительства Агирре появлялись все новые сомнительные ноты. Оно официально отделило вооруженные силы Бискайи от остального Северного фронта. Баскские командиры с согласия президента откровенно стремились поскорее отойти к «неприступному» Железному поясу.

Астурийские отряды в такой обстановке сражались гораздо хуже, чем у себя на родине. Дополнительный вред обороне принесли и мятежи анархистов Бильбао, мстивших за подавление их каталонских собратьев. В тылу наступил голод. Республиканский фронт зловеще захрустел. Националисты ежедневно продвигались в среднем на 3 километра — вчетверо быстрее, чем в апреле.

В Валенсии Прието и работники военного министерства в суматохе готовили наступление на Сеговию. Общее руководство осуществлял Миаха. 27 мая три дивизии, сведенные в корпус под командованием генерала Доминго Морионеса, двинулись на северо-запад. Местность была очень неудобной при любом наступлении. Пехота, конница, артиллеристы путались среди ущелий и долин Гвадаррамского хребта. Правда, в первый день операции республиканцы все же отбросили заслоны оборонявшего Гвадарраму Варелы и продвинулись почти на 10 километров. До Сеговии оставалось еще 12. Но уже на второй день у Ла-Гранхи наступающие встретили плотную оборону и фланговые атаки войск Варелы.

Чувствовалось, что националистам известен замысел операции. Командир 35-й интернациональной дивизии генерал Вальтер поставил вопрос о свертывании наступления. Но приехавший на фронт Андре Марти приказал продолжать. Танковые силы в горах применить было немыслимо. В общей неразберихе из-за утренних туманов и плохой связи республиканская авиация несколько раз ошибочно атаковала своих, и те проклинали ее. Появившаяся же вскоре авиация Кинделана действовала гораздо точнее. Снова, как и в аперельском наступлении в Каса-дель-Кампо, авиация республики не смогла помочь наземным силам.

В довершение всего разразился конфликт между двумя дивизионными командирами — поляком Вальтером и французом Дюмоном. Дюмон обвинил Вальтера в «непонимании обстановки», а тот Дюмона — в бездарности. В дело вмешались поддержавшие Дюмона французские коммунисты во главе с Марти. На стороне Вальтера оказался главный советский военный советник Григорович (Г.М. Штерн), сменивший отозванного в Москву Берзина. В дальнейшем подобные межнациональные споры все чаще имели место на разных фронтах. Они, естественно, не шли на пользу настроению интербригадовцев и продуктивности их действий.

К 6 июня наступавшая сторона, понесшая большие и неоправданные потери, выдохлась. Потери Республики (около 30 % состава) не оправдывали ничтожного территориального выигрыша — занятия нескольких малонаселенных склонов и долин, затерянных в глубине Гвадаррамы.

Генерал Варела оказался искуснее Миахи и Морионеса. Уступая противнику в живой силе, артиллерии и авиации, он удержал Сеговию и горные проходы, ведущие к ней. Он в зародыше парализовал стремление врага вырваться на оперативный простор Кастильской равнины. Варела отбил большинство неприятельских атак без помощи верховного командования с наименьшими потерями.

Хотя операции Солчаги на Севере были остановлены больше чем на неделю, Ла-Гранху приходится считать успехом националистов. В республиканских войсках громко говорили о предательстве.

В разгар сражений, грохотавших в Бискайе и Кастилии, погиб в авиационной катастрофе «человек, сотворивший генерала Франко» — Эмилио Мола. Его самолет, следовавший из Памплоны на Северный фронт, 3 июня в сильном утреннем тумане врезался в гору близ Бургоса.

Долгое время ходили слухи об «устранении» независимо державшегося Молы по заданию германских нацистов или каудильо. Но у сторонников подобной версии не имеется доказательств. Достоверно известно только о «равнодушии», с которым Франко воспринял весть о гибели виднейшего соратника, которого он называл «упрямцем». Когда ему скорбно доложили о гибели «Директора», каудильо отстраненно произнес: «Только и всего. Я уж подумал, что потоплен „Канариас“». Известно и другое — все бумаги Молы были немедленно опечатаны и доступ к ним закрыли на три года. А сам Франко более не совершал воздушных путешествий…

Гибель бывшего республиканца Молы оплакивали те, кем он командовал в течение года, кто под его руководством штурмовал Мадрид и оборонял Авилу и Сеговию — монархисты Кастилии и наваррские рекете. Ему посвятил поминальное слово человек, никогда не встречавшийся с ним — Адольф Гитлер. Он говорил: «Гибель Молы стала трагедией Испании. Мола — это настоящий мозг, настоящий вождь».

Смерть «Директора» мало повлияла на ход военных действий. Она не повлекла за собой растерянности. Националисты уже достигли высокого уровня военного планирования, а их вооруженные силы действовали со слаженностью часового механизма.