Читать книгу - "Горе от ума? Причуды выдающихся мыслителей - Рудольф Баландин"

Пётр Кропоткин во время своей сибирской экспедиции в 1865 году писал в письме брату: «Вот так гольцы довелось посмотреть!.. На них для меня ясны следы ледников. Большие плоскости, совершенно гладкие, и борозды – некоторые указания на бывшие здесь когда-то ледники. Материалов для обоснования ледниковой гипотезы накопляется много – преимущественно геологических».

Дальнейшие исследования Кропоткина едва не пошли в другом направлении. Он составил проект экспедиции для исследования северных морей. Обобщил сведения о морских течениях, ледяных заторах и выносимых льдами камнях. Предположил существование острова северо-восточнее Шпицбергена и северо-западнее Новой Земли.

Министерство финансов не ассигновало необходимых для экспедиции 30–40 тысяч рублей. (Через два года научное предсказание Кропоткина оправдалось: австрийская экспедиция открыла остров, назвав его Землей Франца-Иосифа.)

Кропоткину предложили командировку в Финляндию и Швецию летом 1871 года. Там у него сформировалась теория ледникового периода на основе конкретных наблюдений. Первый том его работы о ледниковом периоде вышел в 1876 году; второй, задержанный жандармерией, лишь в 1895 году.

К тому времени в Шотландии вышла книга Джона Гейки «Великий ледниковый период». Там говорилось: «В течение последних 200 000 лет вся Северная Европа и Северная Америка исчезли под толстым покровом льда и снега».

Другую фундаментальную монографию о великих ледниках написал швед Отто Торелль, детально изучивший следы древних оледенений Северной Европы и современные ледники Альп и острова Шпицберген.

У ледниковой теории оказалось три первооткрывателя: Кропоткин, Гейки, Торелль. Пётр Алексеевич сам не пожелал всецело заняться наукой. Он был борцом за справедливость, а не только мыслителем. На скудных полях Финляндии его научные размышления перемежались с мыслями о том, как сделать этот край благодатным, обеспечить достойную жизнь его обитателям. Счастье научного творчества не избавляло Кропоткина от мыслей о людях, лишённых этой радости:

«Из дикого смешения фактов, из-за тумана догадок, опровергаемых, едва лишь они успеют зародиться, возникает величественная картина, подобно альпийской цепи, выступающей во всём своём великолепии из-за скрывающих её облаков и сверкающей на солнце во всей простоте и многообразии, во всём величии и красоте…

Кто испытал раз в жизни восторг научного творчества, не забудет этого блаженного мгновения. Он будет ждать повторения. Ему досадно будет, что подобное счастье выпадает на долю немногих, тогда как оно всем могло быть доступно в той или другой мере, если бы знание и досуг были достоянием всех».

У него, в отличие от подавляющего числа учёных, чувство совести и справедливости было сильнее стремления к познанию и научным открытиям.

Он 40 лет провёл в эмиграции (не по своей воле). Сотрудничал в «Британской энциклопедии», публиковал научные труды: «Взаимопомощь как фактор эволюции», «Великая французская революция», «Хлеб и воля», «Современная революция и анархия», «Идеалы и действительность в русской литературе», «Этика», биографические «Записки революционера».

…В белую ночь 14 июля 1917 года площадь перед Финляндским вокзалом Петрограда заполнилась народом. Военный оркестр играл «Марсельезу». Присутствовали анархисты и монархисты, эсеры и большевики, члены Временного правительства, интеллигенты, аристократы и солдаты, рабочие.

Портрет того, кого они встречали, поместил журнал «Нива» с подписью: «Старейший из мучеников русской революции. Более половины жизни истинный борец за свободу провёл в изгнании. Теперь спустя сорок лет после своего бегства из заключения Кропоткин вернулся на родину, чтобы стать в ряды созидателей новой жизни России».

Он пытался встать в эти ряды, не примыкая ни к одной партии. К разочарованию анархистов (в частности, Нестора Махно, встречавшегося с ним), Кропоткин не поддержал их устремления к террору. На Всероссийском демократическом совещании 15 августа 1917 года призвал к единению «левых» и «правых» для победы над Германией и создания Российской республики.

Подобно многим, он не мог верно оценить реальность. Временное правительство не пользовалось популярностью в народе. Армия, которую перевели на «демократическую основу», разваливалась. Солдаты бросали оружие не из-за агитации пацифистов и социал-демократов, а потому, что у них в деревнях оставались жёны, дети, старики. Лозунги «Мир народам!» и эсеровский «Земля крестьянам!» обеспечили большевикам поддержку солдатских масс.

Кропоткин отверг предложение Керенского стать министром Временного правительства. Октябрьский переворот не признал; резко выступал против белого и красного террора, диктатуры большевиков.

Умер он в городе Дмитрове в 1921 году. Его похороны на Новодевичьем кладбище в Москве прошли при огромном стечении народа; были отпущены на этот день под честное слово заключённые анархисты.

Время показало: на тот исторический период Ленин был прав. Словно возражая клеветникам, наш замечательный поэт Сергей Есенин так отозвался на смерть вождя: