Читать книгу - "Навстречу Восходящему солнцу. Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией - Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе"

Эта дипломатическая уступка была воспринята в Петербурге как серьезное поражение, вызвав возмущение общественности и еще больше пошатнув и без того неустойчивый гражданский порядок в России. Поднявшаяся волна народовольческого терроризма, завершившаяся убийством Александра II 1 марта 1881 г., зловещим образом напомнила предсказание, которое цесаревич Александр Александрович услышал от своего наставника Константина Победоносцева: «…народ будет видеть в этом мире [Берлинском договоре] позор для русского имени, и я предвижу горькие бедственные от него последствия внутри России».

* * *

Александр III казался полной противоположностью своему отцу. Бесстрастный и лишенный воображения, но наделенный некоей природной проницательностью, глубоко консервативный самодержец олицетворял собой многие качества архетипичного «мужика». Новый царь был категорически не согласен со своим предшественником в вопросах внутренней политики и обратил вспять или по крайней мере приостановил ряд реформ своего отца. В то же время он полностью разделял мнение отца о том, что необходимо избегать войны. Подводя итог правления Александра III, один из чиновников Министерства иностранных дел описал цель его дипломатии следующим образом: «Поставить Россию в такое международное положение, которое позволило бы ей успокоиться, оправиться от пережитого ею страшного удара и направить затем все свои силы на национальное возрождение и на внутреннее устроение… Внешняя политика императора Александра III была по преимуществу политикой мира». В этом император добился успеха. С умелой помощью министра иностранных дел Николая Карловича Гирса Александр III установил своеобразный рекорд, не ввязавшись ни в один вооруженный конфликт на протяжении тринадцати лет своего царствования.

Сын почтмейстера-лютеранина, Гире был совсем не похож на дилетантов-аристократов, традиционно доминировавших в Министерстве иностранных дел^[64]. При этом у него был богатый опыт службы за границей, и, по оценке одного историка, он был, «возможно, наиболее опытным и способным государственным деятелем своего времени в Европе после Бисмарка». Как и его государь, Гире в первую очередь был заинтересован в стабильности, и он проводил политику умеренности и сдержанности, избегая, по его словам, «бесполезных и неуместных осложнений». Будущий канцлер Германии граф Бернгард фон Бюлов отмечал: «Гире отчетливо понимает, что иностранное поражение приведет Россию к революционным потрясениям такого масштаба, что Парижская коммуна покажется по сравнению с ними детской забавой». Единственным вопросом, по которому министр иностранных дел серьезно расходился во взглядах с царем, было решение вступить в союз с французами в начале 1890-х гг., однако он послушно исполнил пожелания Александра.

Александр III остановил продвижение России в Азии. Если не считать нескольких стычек с афганцами на Памире, его армии в основном стояли без дела. Вместо этого новый царь обратил внимание на внутреннее развитие своих владений. Его самое честолюбивое предприятие — начало строительства Транссибирской железной дороги в 1891 г. От этого проекта, отчасти вдохновленного Трансканадской железной дорогой, которая создала новые города, принесла в прерии процветание и способствовала объединению нации, ожидали таких же благ для обширной российской колонии. Что еще более важно, этот проект должен был способствовать усилению военного контроля над тихоокеанскими территориями.

Россия Александра III не стремилась продвинуться дальше своих границ на Дальнем Востоке. Когда в середине 1880-х гг. представилась возможность захватить незамерзающий порт в Корее, Петербург устоял перед соблазном, понимая, что такой шаг потребует слишком больших усилий от войск на Тихом океане. В то же время Гире был слишком сильно обеспокоен агрессией со стороны Китая, чтобы размышлять еще и над возможностями дальнейшей территориальной экспансии^[65]. Как уже говорилось, и министр, и царь не вняли настоятельным призывам Пржевальского к завоеванию. Несмотря на укрепившуюся дружбу с Францией, Гире даже отказал просьбе из Парижа в 1891 г. подписать протокол о защите христианских миссионеров в Китае, ссылаясь на то, что Россия должна вести себя там осмотрительнее. Какое-то время казалось, что престиж России в Китае падает. Один из царских дипломатов вспоминал, что за несколько лет, предшествующих 1891 г., престиж России в Китае заметно упал и менее сильные державы ее обогнали.

Гире все же попытался улучшить положение, назначив компетентного представителя к цинскому двору в 1891 г.. Новый посол, граф Артур Павлович Кассини, имел большой опыт службы при немецких дворах и пользовался большим уважением своих коллег^[66]. Граф Владимир Николаевич Ламздорф, один из его начальников, был доволен этим назначением, отмечая: «Он очень остроумен и тонкий наблюдатель». Внук итальянского дипломата, поступившего на русскую службу в царствование Александра I, Кассини был космополитом старой школы. Он безупречно говорил по-французски, с акцентом — по-русски и, несмотря на хорошее владение английским языком, настаивал на присутствии переводчика, когда имел дело с англоязычными коллегами. Личная жизнь Кассини, которую один из гостей Пекина охарактеризовал как «скандальную хронику», не мешала ему очень умело вести дипломатическую интригу в сложной обстановке. Благодаря во многом ему Россия сумела восстановить свою репутацию в Китае.^[67]

Во время правления Александра III считалось важным избегать войны за границей, чтобы наладить внутренние дела. И все же, подавляя экспансионистские устремления своих наиболее агрессивно настроенных подданных, «царь-миротворец» не искоренил окончательно их имперские мечты^[68]. На протяжении его правления эти устремления претерпели крупные изменения. При Александре II Центральная и Восточная Азия служили предохранительными клапанами для честолюбивых генералов, недовольных невозможностью завоевать Османскую империю после Крымской войны. Если перефразировать одного ученого, эти кампании являлись выражением «компенсаторного империализма».