Читать книгу - "Разделяй и властвуй. Записки триумфатора - Гай Юлий Цезарь"

41

Германцы, видя, что наши уже стоят на укреплениях, потеряли надежду на завоевание лагеря и вернулись за Рейн с той добычей, которую они спрятали в лесах. Но даже после ухода неприятеля все еще продолжался ужас у наших, и когда посланный Цезарем с конницей Г. Волусен в следующую ночь прибыл в лагерь, ему никто не хотел верить, что Цезарь и его армия невредимы и подходят. Все были так охвачены страхом, что, точно безумные, утверждали, что все главные силы уничтожены и что только этот конный отряд спасся при общем бегстве: «Ведь если бы, говорили они, войско было невредимым, германцы не стали бы штурмовать лагеря». Их страху положил конец только приход Цезаря.

42

Как человек, хорошо знакомый с превратностями войны, Цезарь по своем возвращении мог сделать упрек единственно в том, что когорты были посланы со своего поста и из укрепленного лагеря: следовало избегать возможности даже самой незначительной неудачи; по его мнению, несомненной игрой судьбы было внезапное нападение врага, а еще более – его удаление, после того как он был уже у самого вала, почти в воротах лагеря. Но самым удивительным во всем этом деле представлялось то, что германцы, переправившиеся через Рейн с намерением опустошить страну Амбиорига, случайно отвлеклись в сторону римского лагеря и тем оказали Амбиоригу самую желанную услугу.

43

Цезарь снова выступил для опустошения земли врагов. Из соседних племен он собрал много народа и разослал его во все стороны. Все селения и дворы, какие только попадались на глаза, были сожжены; все разграблялось; хлеб на полях съедало множество вьючных животных и людей, а то, что оставалось, полегло от дурной осенней погоды и проливных дождей; если кому-нибудь покамест еще и удавалось укрыться, то всем таким людям, даже после ухода нашего войска, грозила несомненная смерть от голода. При этом разосланные в огромном количестве по разным направлениям всадники часто добирались до такого пункта, что эбурионы при взятии в плен искали глазами Амбиорига, точно они только что видели его бегущим, и даже утверждали, что он не совсем еще скрылся. Это увеличивало надежду на успех погони, и те, которые желали заслужить высшую благодарность Цезаря, брали на себя бесконечный труд и, можно сказать, в своем усердии готовы были превзойти самую природу человеческую. Но каждый раз какой-нибудь мелочи недоставало до полного успеха. А тем временем Амбиориг спасался в потаенных местах и в густых лесах и под покровом ночи устремлялся по иным направлениям и в другие местности, притом в сопровождении только четырех всадников, которым он одним решался доверить свою жизнь.

44

Когда, таким образом, вся эта местность была опустошена, Цезарь отвел все свое войско с потерей только двух когорт, назад в Дурокортор в стране ремов. Назначив в этом пункте общегалльское собрание, он решил произвести следствие о заговоре сенонов и карнутов^[79]. Аккон, который стоял во главе этого заговора, был присужден к смерти и казнен по обычаю предков^[80]. Некоторые из страха перед судом бежали. Они объявлены были лишенными огня и воды. После этого Цезарь поместил на зимние квартиры два легиона на границе треверов, два – в области лингонов, шесть остальных – в Агединке в области сенонов, заготовил для всей армии продовольствие и, по своему обыкновению, отправился в Италию на судебный съезд.

Книга седьмая (события 52 г. до н. э.)

1

Итак, в Галлии водворилось спокойствие^[81], и Цезарь, по обыкновению, отправился в Италию^[82] для судопроизводства. Здесь он узнал об убийстве Клодия и о постановлении сената, по которому все военнообязанные в Италии должны были стать под знамена^[83]. Ввиду этого и он начал производить набор во всей Провинции. Вести об этих происшествиях быстро доходят в Трансальпийскую Галлию. Соответственно обстоятельствам, галлы преувеличивают события и сами сочиняют слух, что Цезаря удерживает восстание в Риме и из-за больших смут он не может прибыть к войску.

Этот случай побудил людей, уже давно скорбевших о своем подчинении римской власти, строить с большой свободой и смелостью планы войны с римлянами. Галльские князья стали собираться в лесных и отдаленных местах и жаловаться на казнь Аккона^[84]: «Такая же участь, – говорили они, – может постигнуть и их самих». Они сокрушаются об общей для всей Галлии судьбе; всякими обещаниями и наградами вызывают желающих начать восстание и на свой риск добиваться свободы для Галлии. Главное дело – отрезать Цезаря от его армии, прежде чем их тайные планы сделаются известными. И это нетрудно, так как ни легионы не осмелятся выйти из зимнего лагеря в отсутствие полководца, ни полководец не может добраться до легионов без прикрытия; наконец, лучше пасть в бою, чем отказаться от попытки вернуть свою прежнюю военную славу и унаследованную от предков свободу.

2

После оживленных прений карнуты заявляют, что для общего блага они готовы на все опасности, и обещают первыми начать войну. Но так как невозможно было обеспечить тайну предприятия путем обмена заложниками, то они требуют клятвенной поруки в том, что после начала военных действий их не покинут остальные; такой порукой должна быть присяга перед соединенными знаменами, которая была у галлов одним из самых торжественных религиозных обрядов. Все присутствовавшие похвалили карнутов, дали эту присягу, условились о дне восстания и затем разошлись по домам.

3

Когда наступил условленный день, карнуты, под предводительством двух отчаянных смельчаков – Гутруата и Конконнетодумна, по данному знаку устремились в Кенаб, перебили римских граждан, поселившихся там с торговыми целями, и разграбили их имущество. В том числе погиб и уважаемый римский всадник Г. Фуфий Цита, который, по приказу Цезаря, заведовал продовольствием. Молва об этом скоро дошла до всех общин Галлии. Действительно, о каждом сколько-нибудь крупном и выдающемся событии галлы дают знать криком по полям и округам; там, в свою очередь, их подхватывают и передают соседям, как было и на этот раз; то, что при восходе солнца произошло в Кенабе, стало известным еще до окончания первой стражи в стране арвернов, то есть приблизительно за сто шестьдесят миль.