Читать книгу - "Свободная любовь - Ольга Кучкина"

В его случае не нужно перечислять: поэт, композитор, певец, оперный певец, народный артист России. Довольно назвать имя: Александр Градский.

Накануне его юбилея произошло событие, которое моя коллега определила как «величественное»: представление нового сочинения Градского в недостроенном театре Градского.

– Саша, мы знакомы с тобой двадцать лет…

– Больше…

– Какой подарок на день рожденья был до сего дня тебе дороже всего?

– Подарки я делал себе сам. Несколько раз у меня был психоз в этот день, потому что в день рождения я делал свои вечера…

– Отчетные концерты…

– Каждый раз было много участников, надо было все организовать, но в конце удавалось получить некую толику наслаждения от того, что вроде как все случилось. Лучшего подарка, чем освобождение от ужаса вот этого всего, я не знаю. Сначала человек сам себе создает ужас, а потом через препятствия…

– Через тернии к звездам…

– Просто в тот момент, когда все закончилось, вместо per aspera ad astrum наливаешь рюмку коньяку, и становится так хорошо! Люди ходят, плывут тени, кто-то выносит цветы, кто-то говорит хорошие слова, ты ничего не понимаешь, все весело. Если при этом тебе дали лимон, совсем хорошо. Говорят, только русские закусывают лимоном коньяк…

– Я думала, лимон – миллион…

– Это маловероятно.

«Мастер и Маргарита»

– Я собиралась услышать, как дочка Маша, скажем, подарила тебе какого-нибудь мишку, и по контрасту… Контраста не вышло, но твой нынешний подарок самому себе все равно уникален: опера «Мастер и Маргарита». Ты занимался этим много лет…

– Тридцать с лишним.

– Поскольку по техническим причинам я не попала на презентацию, а ты попал, спрошу у тебя: как тебе эта опера?

– Хороший подарок. И чувство освобождения. От тяжелейшей моральной ноши. Из тридцати с лишним лет года двадцать три я пробовал, сомневался, думал, надо делать или нет. Но, встав однажды утром, я понял: если не начну, потом уже будет невозможно начать. Есть понятие возраста и возраста голоса. Может кончиться тем, что да, пару лет назад я мог спеть этот кусок, а сейчас нет. И тогда станет ясно, что ни о какой опере речи идти не может…

– Сложные голосовые задачи?

– Огромной сложности. В основном для партий, которые я пою.

– А какие ты поешь?

– Сначала я думал, что буду петь Мастера, Иешуа и Воланда. Потом выяснилось, что некому петь Бегемота. Я спел и за него тоже. Идея проста как веник: человек сидит в сумасшедшем доме, а поскольку он автор своего романа, он воображает себя то Светом, то Тенью. Там же роман в романе и еще раз в романе. Единство и борьба противоположностей, о которых говорили марксисты…

– Гегель говорил.

– Сначала Гегель, потом марксисты. На взгляд других, он является психом, но какой литератор или художник не является психом в глазах остального мира? Я не буду пересказывать то, что знают все нормальные люди, читавшие роман. В том и была задача, чтобы полностью сохранить сюжет и последовательность событий, при этом не впрямую, не в лоб используя литературный текст Булгакова, то есть там поется проза, а остальное – стихи. Главный посыл шел от пьесы Павла Грушко, которую он написал по «Мастеру и Маргарите» в 70-х годах…

– Испанист, переводчик, автор мюзикла «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты»…

– Да. Паша пришел и сказал весело: я тут написал пьесу, хочу сделать нечто вроде мюзикла, может, драматический спектакль с песнями, но, признаюсь честно, я дал ее человекам восьми или девяти…

– Никто не хочет?

– Нет.

– Никто не может?

– Нет. Еще круче. У кого лучше получится. Кто первый встал, того и тапки. Пьеса мне сразу понравилась. Начал что-то придумывать, показывать друзьям. Потом засомневался, смогу ли. Понял, что не смогу. Технологические условия записи были в то время совсем никакие. Но стал возвращаться, какую-то тему добавил, потом еще. Потом мне стало жалко темы, придуманные для несуществовавшей оперы, отдавать в какой-то фильм. И стал я их все собирать. Запаковывать как-то, делать к ним контрапункты. Тупая, дурная работа, которая была организована мною совершенно неверно. Я занимался чем-то глобальным, концерты, записи, а это – сел дома раз в неделю за рояль, чего-то такое в голову взбрело… А кончилось вот оперой. Паша хотел драматический спектакль, я же хотел оперу с самого начала. Выяснилось, что мне нужны другие стихи. А Паша взял и уехал в Америку. Но мы с ним друзья и пришли к соглашению, что я делаю либретто и пишу свои стихи. Он сам же и предложил. У него есть свои авторские отчисления по договорным соглашениям, так что все в порядке. Недавно приезжал, слушал. Я понял, что он доволен.