Читать книгу - "Без права на ошибку. Книга о военной разведке. 1943 год - Владимир Лота"

В гестаповском аду все было наоборот. Камеры гестапо были забиты праведными людьми разных национальностей, которые сражались с оружием в руках или боролись другими способами против партии «черных», то есть против Гитлера и национал-социалистов, их бредовых идей, направленных против всего человечества.

Трепперу удалось бежать из гестапо. То ли это была случайная удача, то ли спектакль, преднамеренно разыгранный начальником зондеркоманды Карлом Гирингом. Второе — вероятнее.

По замыслу Гиринга или, скорее всего, по плану Г. Гиммлера, Треппер должен был бежать, чтобы передать в Москву сообщение о том, что гестапо ведет радиообмен с московским Центром. Его побег, скорее всего, был одним из ходов хитроумной операции, задуманной Главным управлением имперской безопасности. Цель побега Треппера — убедить Москву в том, что в Германии существуют влиятельные силы, которые могут пойти на заключение с СССР сепаратного мира. Если бы гестапо удалось получить хотя бы косвенное подтверждение готовности советского руководства пойти на такую сделку, это незамедлительно было бы использовано германским руководством для информирования американцев, с которыми немцы уже пытались наладить тайные контакты[70]. Развитие дальнейших событий Второй мировой войны нетрудно себе представить.

Треппер остался жив. Повезло и радисту Иоганну Венцелю[71]. Он тоже смог оказаться на свободе. Другие разведчики были казнены. А. Гуревич под давлением гестапо принял участие в радиоигре, которую немцы в то время затеяли с советской военной разведкой. Сколько сил, средств и времени было потрачено советскими разведчиками на эту игру, никто сказать не сможет.

Арнольд Шнее от любого взаимодействия с гестапо отказался. Он отказался от сотрудничества с Шелленбер-гом. Он, видимо, понимал, что «нельзя, чтоб страх повелевал уму…» И он не допустил этого.

А. Шнее продолжал бороться с теми, кто его преднамеренно или невольно предал, и с теми, кто пытался склонить его к предательству. Ему было труднее всех. Если «Гарри» и находился в аду, то этот ад был реальным, страшным и совсем не похожим на тот, который описал в «Божественной комедии» великий Данте, и уж совершенно далек от того, о котором рассказывал Л. Треппер. В десятом круге гестаповского ада, который не смог описать Данте, творилось то, что ум нормального человека придумать и принять не в состоянии.

…Во время одного из допросов гестаповцы устроили для «Гарри» встречу с его женой Кларой Шабель, которая содержалась в той же тюрьме.

Справка

Шабель Клара. Родилась в Берлине в 1894 году. Немка, член коммунистической партии Германии, сотрудник журнала «Югенд интернационале». С 1921 года — гражданская жена А. Шнее. В 1922 году у них родился сын — Лео. Сын арестован вместе с матерью осенью 1942 года. Во время Первой мировой войны примкнула к группе «Спартак». В этот период познакомилась с А. Шнее. Во время оккупации Рейнско-Рурской области французскими войсками она вместе с мужем принимала участие в борьбе против планов французов по отторжению Рура от Германии. В 1933 году работала на заводе «АЭГ» в Хеннигсдорфе, в 1942 году скрывала в своей квартире двух разведчиков Разведуправления Красной Армии, направленных Центром для установления связи с «Альтой». Казнена 5 августа 1943 года в тюрьме Плётцензее. В 1969 году награждена орденом Отечественной войны II степени[72].

Какие отношения были у Арнольда Шнее и Клары Шабель? Известно, что в 20-х годах Клара постоянно жила в Берлине, а Арнольд разъезжал по заданию Исполкома Коминтерна по всем европейским странам. Виделись они редко. Более того, Шнее, как активный деятель Коминтерна, находился на особом учете у германских и французских властей. За свою подпольную работу в Рурской области он был заочно осужден французским судом на 10 лет тюремного заключения. В связи с тем, что он работал в военной организации компартии Германии (так называемая структура «М-аппарат»), фамилия А. Шнее в 1930 году была внесена в «Бюллетень розысков» немецкой полиции[73]. Шнее обзавелся новыми документами на имя Анри Робинсона и поселился в Париже.

Из столицы Франции он часто писал письма Кларе Шабель, всегда считая ее своей женой и лучшим другом.

Одно из писем А. Шнее написал Кларе Шабель 18 марта 1941 года уже из оккупированного Парижа.

«Моя дорогая Клара! Оба твои сообщения я получил и ты поймешь, как я был обрадован, узнав, что вы здоровы. То, что ты работаешь, несколько успокаивает меня, так как я даже не знал, как у вас обстоят дела с фашистами. Хотя должен сказать, что продукты питания у нас тоже редки, как и у вас, не говоря уже о заменителях продуктов, которые портят не только настроение…

Вести, которые касаются Лео, не радуют меня. Я имел в отношении его иные планы. Но отсюда трудно что-либо предпринять. Может, есть другой путь, о котором вам, вероятно, уже говорили.

О себе. Я достаточно здоров, выдерживаю все нагрузки, несмотря ни на что. С началом войны были затруднения с военными властями, но затем все стало тихо. Мои друзья стали солдатами. Пьер и Дино возвратились с фронта целыми. Мы правы. И это дает нам надежду, что после зимы наступит роскошная весна…

Твой Гарри»

Таких писем не много, но они были. Некоторые со-хранились. А вот протокол встречи Клары Шабель с Арнольдом Шнее в гестаповской тюрьме пока разыскать не удалось. Но такая встреча тоже была. Она не могла не быть. Так же как была встреча в той же тюрьме Ильзе Штёбе с ее мамой Фридой Штёбе и сводным братом Куртом Мюллером.

Возможно, следователи и в первом, и во втором случаях (сколько таких случаев было?), используя этот сатанинский прием, ставили перед собой только одну конкретную задачу — сломать человека, который находился под следствием, и выбить у него признание. От «Гарри» гестаповцам добиться ничего не удалось. Он отказался от сотрудничества с гестапо и Шелленбергом. Черный эксперимент провалился. «Гарри» сломить не удалось.

Клару Шабель вывезли в тюрьму Маобит, где, как свидетельствуют некоторые источники, она была расстреляна.

Гестаповцы также организовывали встречу А. Шнее с сыном Лео. До ареста Лео редко писал в Париж отцу. В коротких письмах, скорее похожих на записки, Лео кратко рассказывал отцу о своих достижениях в учебе, спорте или сообщал другие новости. На него, как и на других молодых парней Германии того времени, которым исполнилось 19–20 лет, распространялся закон о призыве в армию. А это означало, что Лео мог в любой момент попасть на любой фронт, где бы ему пришлось защищать интересы фашистской Германии. Против гитлеровской Германии тайно сражались и его отец Арнольд Шнее, и его мать Клара Шабель, которая была хозяйкой конспиративной квартиры Разведуправления Красной Армии.