Читать книгу - "Русский всадник в парадигме власти - Бэлла Шапиро"

Годовой столичный оборот конской торговли составлял 20–50 тысяч голов^[559]. Ежегодно приказчики Конюшенного приказа объезжали торговые конские площадки, напрямую отбирая выдающиеся экземпляры «про царский обиход»^[560]. Табуны также ставились у Симонова монастыря, где производился главный московский конский торг. Лошади премиального качества на него не попадали. Исключительным был случай, когда боярин князь Д. М. Пожарский приобрел на торгу роскошного аргамачьего жеребца карей масти^[561].

Лошадей верховых пород в Московском государстве было немного. Малая часть их поступала через Великий Новгород из Европы, в частности из Великого княжества Литовского; это были известные на Руси с XIV в. крепко сбитые литовские жмудки и ливонские клепперы^[562]. Ценными верховыми конями считались коренастые польские бахматы, быстрые и неутомимые^[563]; их качества наилучшим образом проявлялись в бою. Среди особо ценных экземпляров встречались лошади венгерские, которых называли фарями, и лошади испано-неаполитанского типа под названием дзянет^[564]; последние использовались для торжественных церемониальных выездов. Знали в Москве и родственных им богемских лошадей. С XVII в. здесь появились лошади ольденбургской породы, эффектные и статные, которые также подходили для оформления официальных торжеств^[565].

Другая часть московского конского хозяйства, более значительная, имела азиатское происхождение. Еще с 1470–1480‐х гг. к царскому двору доставляли рослых и грациозных турухменских (туркменских)^[566] и турецких^[567] аргамаков. «Все, что было на Востоке лучшего из конского богатства, очутилось [в Москве] после покорения Иваном IV Грозным Казани», — отмечали иппологи^[568]. После победы над крымским ханом Девлет Гиреем Московское государство стало богаче на 60 000 лошадей; в том числе более 200 аргамаков, большая часть которых получила заводское назначение^[569].

Аргамаки — по словам понимавшего толк в лошадях Ивана IV, «жеребцы добрые»^[570] — были универсальными по своим свойствам, за что ценились особо. В памятниках русской письменности аргамак упоминается и как конь боевой: «быти ему на службе на оргамаке въ кольчуге», и как конь экипажный: «ездила к нимъ Морозова <…> на колеснице <…> устроенной сребромъ и златомъ, и аргамаки многи»^[571]. Самые дорогие экземпляры были верховыми, т. е. употреблялись исключительно «под седло».

Немаловажную черту дворцового конюшенного быта составляла арабская лошадь, знаменитая своей исключительной пропорциональностью телосложения и изяществом форм. На Востоке она известна с VII в., в Европе — с XIII в.; в отечественном разведении арабская лошадь появилась на рубеже XVI–XVII вв.^[572] Также современники отмечали, что «знатные люди не имеют недостатка в персидских лошадях»^[573]. Так, прибывшие в Москву в 1625 г. посланники передали царю Михаилу Федоровичу в качестве дара персидского шаха 9 аргамаков: 6 жеребцов и 3 кобылиц, от себя еще 10 аргамаков, и еще столько же передали царю купцы, прибывшие с посольством. По 6 аргамаков было в дарах от калмыцких мурз в 1621 и в 1626 гг. Знали московиты и грузинских лошадей, которые не считались редкостью^[574]. Белые верховые кони восточного происхождения обозначались понятием актаз^[575]. С XVI в. приобрели популярность иноходцы.

По качеству коня делали вывод об успешности придворного — его владельца^[576]. В результате «московский двор, боярство и войско поражали красотой и великолепием своих коней, их численностью и их породностью, пышностью и блеском выездов, подбором коней в конных отрядах дворян и жильцов и в „Государевом конном полку“»^[577].