Читать книгу - "Наталья Гончарова - Вадим Старк"

Все документы от имени Натальи Николаевны, сохранившиеся в семейном архиве Гончаровых, не могли составляться без ее участия в заботах о будущем семьи. Но они, кажется, так и остались в проектах, которым не был дан законный ход. В итоге Наталья Николаевна получила в приданое от деда заложенное имение и медную статую Екатерины II, а от матери — заложенные бриллианты и изумруды. Наталья Ивановна предоставила зятю с дочерью закладные квитанции, чтобы они выкупили их сами, что Пушкин и сделал, а перед отъездом из Москвы вновь заложил.

Пушкины предполагали прожить в Москве полгода, на этот срок и была снята квартира на Арбате, а в конце июня собирались переехать в Петербург, о чем поэт писал Плетневу еще 13 января: «Душа моя, вот тебе план жизни моей: я женюсь в сем месяце, пол-года проживу в Москве, летом приеду к вам. Я не люблю московской жизни. Здесь живи не как хочешь — как тетки хотят. Теща моя — та же тетка. То ли дело в П. Б.! заживу себе мещанином припеваючи, независимо и не думая о том, что скажет Марья Алексевна»^[48].

Одна из подруг Натальи Гончаровой, княгиня Долгорукова, урожденная Малиновская, так представила картину отношений тещи с зятем той поры: «Наталья Ивановна была очень довольна. Она полюбила Пушкина, слушалась его. Он с нею обращался как с ребенком. Может быть, она сознательнее и крепче любила, чем сама жена. Но раз у них был крупный разговор, и Пушкин чуть не выгнал ее из дому. Она вздумала чересчур заботиться о спасении души своей дочери». Пушкин предпочел бы, чтобы она более заботилась о материальном ее положении. Как раз с выяснением денежных дел был связан тот самый крупный разговор, который переполнил чашу терпения, после чего Пушкин увозит жену в Петербург.

Оттуда он написал теще решительное письмо, в котором объяснил причины отъезда: «Я был вынужден уехать из Москвы во избежание неприятностей, которые под конец могли лишить меня не только покоя; меня расписывали моей жене как человека гнусного, алчного, как презренного ростовщика, ей говорили: ты глупа, позволяя мужу и т. д. Согласитесь, что это значило проповедовать развод. Жена не может, сохраняя приличие, позволить говорить себе, что муж ее бесчестный человек, а обязанность моей жены — подчиняться тому, что я себе позволю. Не восемнадцатилетней женщине управлять мужчиной, которому 32 года. Я проявил большое терпение и мягкость но, по-видимому, и то и другое было напрасно. Я ценю свой покой и сумею его себе обеспечить».

Всеми своими планами, в том числе и относительно переезда в Петербург, он делится только с Плетневым. Ему, не только другу, но и издателю, от которого во многом зависело материальное благополучие поэта, он поверяет свои дела, рассказывает об отношениях с тещей в уверенности, что тот поймет его, как никто другой. Так, заканчивая адресованное ему письмо, начатое еще 26 марта, Пушкин сообщает: «О своих меркантильных обстоятельствах скажу тебе, что благодаря отца моего, который дал мне способ получить 30,000 р., я женился и обзавелся кой как хозяйством, не входя в частные долги. На мою тещу и деда жены моей надеяться плохо, частию оттого, что их дела расстроены, частию от того, что на слова надеяться не должно. По крайней мере, с своей стороны, я поступил честно и более нежели бескорыстно. Не хвалюсь и не жалуюсь — ибо женка моя прелесть не по одной наружности, и не считаю пожертвованием того, что должен был я сделать».

Уже появился на свет первенец Пушкина и Натальи Николаевны, дочь Мария, когда за праздничным обедом 7 июня 1832 года все Гончаровы собрались за одним столом, Пушкин возобновил, пользуясь достойным поводом, разговор о приданом жены.

Впервые идея о продаже статуи Екатерины II появилась еще до свадьбы Пушкина с Натальей Николаевной, летом 1830 года, когда они нанесли визит деду невесты. Тогда началась история с «Медной бабушкой», как остроумно назвал ее поэт, которая затянулась надолго.

Бронзовая статуя была в восьмидесятые годы XVIII века заказана самим Потемкиным в Берлине скульптору Мейеру, в 1782 году отлита, а в 1786-м окончательно отделана, о чем свидетельствовала и надпись на ней: «Мейер лепил, Наукиш отлил, Мельцер отделал спустя шесть лет в 1786 году». Потемкин скончался, так и не расплатившись за нее. Несколько лет спустя статую приобрел прадед Натальи Николаевны Николай Афанасьевич Гончаров, решив установить ее в Полотняном Заводе в память о посещении его Екатериной II в декабре 1775 года. Такова была семейная легенда; но и Пушкин, и его друзья, в том числе С. А. Соболевский, всю эту историю излагали иначе, называя заказчиком самого прадеда Натальи Николаевны. Как бы то ни было, но скульптура была доставлена в Полотняный Завод, где и пребывала долгие годы, так и не установленная. Возможно, сначала помешала смерть Николая Афанасьевича, а позднее — нежелание наследников хлопотать о разрешении на установку и вступать в новые неизбежные расходы. Когда же Пушкин посватался к Наталье Николаевне, то Афанасию Николаевичу пришла в голову идея продать статую на металл, чтобы вырученные деньги отдать в приданое любимой внучке. Поэту не оставалось ничего иного, как попытаться претворить ее в жизнь, так как рассчитывать на приданое в какой-то другой форме ему явно не приходилось. Ко всему прочему, он доверился информации Афанасия Николаевича относительно цены в 40 тысяч рублей, которую ему якобы предлагали некие покупатели. Однако когда после долгих хлопот Пушкину удалось получить разрешение на переплавку и продажу статуи у самого императора, мифические покупатели не объявились.

Эпопея с «Медной бабушкой» возобновилась с переездом Пушкиных в Петербург: статуя, заменившая приданое, была перевезена в Северную столицу и стояла во дворе дома Алымовых, где в ту пору жил поэт с женой. Ввиду увеличения семейства он был особенно заинтересован в ее продаже, но теперь речь пошла не о переплавке монумента, а о возможности его приобретения в казну. Но окончательно решить судьбу «Медной бабушки» своими силами, без вмешательства всесильного графа Бенкендорфа, было невозможно. 8 июня 1832 года Пушкин, явно вследствие новых переговоров с Гончаровыми, обращается к Бенкендорфу с письмом, напоминая о прежнем разрешении расплавить и продать ее на металл, и предлагает другое решение ее судьбы: «Но статуя оказалась прекрасным произведением искусства, и мне стало совестно и жалко ее уничтожать… Ваше превосходительство… подали мне надежду, что ее могло бы купить у меня правительство; поэтому я велел привезти ее сюда». Он предлагает установить памятник «либо в одном из учреждений, основанных императрицей, либо в Царском Селе, где ее статуи недостает», и хочет получить за нее «25 000 рублей, что составляет четвертую часть того, что она стоила».

Через два дня письмо Пушкина начало канцелярское прохождение. 10 июня оно было переслано в Министерство императорского двора, где на нем появилась резолюция министра, князя П. М. Волконского, а на копии, пущенной в делопроизводство, была поставлена помета: «На подлинном собственноручно г. министром отмечено: „Писать к президенту Академии, чтоб послать осмотреть сию статую к автору Пушкину гг. Мартоса, Демута, Галберга, Орловского с тем чтобы донесли как о достоинстве ея, так и о цене“». Еще через три дня, 13 июня, уже за подписью самого князя Волконского отправляется письмо президенту Академии художеств.