Читать книгу - "Ленин. Дорисованный портрет - Сергей Кремлев"

Столовались Ульяновы вместе со слушателями. Хозяйство взяла на себя Катя Мазанова, жена рабочего, бывшего вместе с Мартовым в ссылке в Туруханске, а потом нелегально работавшего на Урале. Ходили слушатели босыми — стояла страшная жара, а они, как на подбор, «гимназиев не кончали».

В Лонжюмо приехали рабочие А. И. Догадов из Баку, «плехановец» (впоследствии большевик) И. Д. Чугурин из Киева, металлист И. С. Белостоцкий из Питера, москвич-кожевенник И. В. Присягин, Я. Д. Зевин из Екатеринослава, А. И. Иванова, поляк Э. Прухняк, польский социал-демократ С. Ю. Копец, С. Искрянистов… Вольнослушателями числились Г. К. Орджоникидзе («Серго»), И. И. Шварц («Сёма», «Семён»), Б. А. Бреслав («Захар»).

Разными оказались их судьбы…

Скажем, Яков Зевин (1884–1918) начинал как меньшевик-партиец, с 1912 года стал большевиком, после Февральской революции работал в Моссовете, занимал пост комиссара труда в Бакинской коммуне и в 1918 году был расстрелян в числе 26 бакинских комиссаров.

Серго Орджоникидзе стал в СССР крупнейшим партийным и государственным деятелем… Занимали ответственные посты после Октября 1917 года и другие бывшие слушатели…

А вот что написала Крупская о судьбе выпускника школы С. Искрянистова («Василия»):

«Он очень хорошо занимался, но держался как-то странно, сторонился всех… Он был очень дельным работником, в течение ряда лет занимал ответственные посты. Бедовал здорово. На фабрики и заводы его, как „неблагонадёжного“, никуда не брали, и он с женою и двумя детьми очень долго жил на очень маленький заработок своей жены — ткачихи. Как потом выяснилось, Искрянистов не выдержал и стал провокатором. Стал здорово выпивать. В Лонжюмо не пил. Вернувшись из Лонжюмо… покончил с собой. Раз вечером прогнал из дому жену и детей, затопил печку, закрыл трубу, наутро нашли его мёртвым. Получил он за свою работу какие-то гроши, числился провокатором меньше года».

Увы, бывало и так.

В ИЮНЕ 1911 года Ленин собрал в Париже совещание членов ЦК, живущих за границей. В этом совещании принял и член ЦК от Социал-демократии Королевства Польского и Литвы «Юзеф» — Феликс Дзержинский. «Поляки» до этого работали достаточно обособленно, и Ленин провёл отдельное совещание с представителями польской социал-демократии, на котором обменялся с Дзержинским записками, где оба соглашались, что меньшевиков-«голосовцев» надо из партии исключать. В историю партии этот обмен вошёл как «Договор Ленина с Юзефом». А в январе 1912 года в Праге проходит созванная Лениным отдельная партийная конференция большевиков. На ней председателем Русского бюро ЦК был заочно избран Сталин, находившийся тогда в вологодской ссылке.

Сразу после Пражской конференции, в феврале 1912 года, Ленин написал Горькому: «Наконец удалось — вопреки ликвидаторской сволочи — возродить партию и её Центральный комитет. Надеюсь, Вы порадуетесь этому вместе с нами. Не напишете ли майский листок? Или листовочку в таком же майском духе? Коротенькую, „духоподъёмную“, а? Тряхните стариной — помните 1905 год — и черкните пару слов, ежели появится охота написать…»^[135].

Видно, что, несмотря на продолжающуюся зиму, настроение у Ленина было весенним, майским, «духоподъёмным». Положение определилось, «задачи ясны и команды понятны, и виден рубеж огневой»…

И не будет ни натяжкой, ни преувеличением сказать, что тогда окончательно завершился для Ленина период не то что бы «разброда и шатаний» — этого за Лениным не замечалось никогда и ни в чём, и не то что бы иллюзий — этим Ленин тоже никогда не страдал, но — период надежд на то, что все те, кто работает в рабочей среде, то есть те, кто считает себя «организованными марксистами», поймут, что лишь тактика и стратегия Ленина обеспечивает — рано или поздно — успех.

Ленин окончательно отряхнул со своей жизни и борьбы прах иллюзий, разочарований и упований. Он окончательно духовно укрепился в мысли, что надо идти и идти своим путём, ведя за собой только тех, кто готов идти за ним, как солдаты за командиром.

По внешней видимости ещё царило время тяжёлой реакции, пиком которой стал Ленский расстрел 4 апреля 1912 года. Тогда власти расправились над участниками мирного шествия рабочих Ленских золотых приисков, протестовавших против произвола администрации и ареста стачечного комитета.

Владельцы акционерного «Ленского золотопромышленного товарищества» («Лензото»), где преобладали английские акционеры, получали ежегодно 7 миллионов чистой прибыли, дивиденды за 1910 год составили 56 %. Рабочие же на приисках в глухой тайге в двух тысячах километров от Сибирской железной дороги при 11-часовом рабочем дне по договору фактически работали за гроши по 13–14 часов.

В начале марта 1912 года началась стачка — с бунта женщин-работниц, когда в гнилом мясе, отвешиваемом в приисковой лавке, они обнаружили ещё и бычьи гениталии. Осенью 1911 года на приисках оформилась большевистская группа, она и возглавила стачку. Программа: восьмичасовой рабочий день, увеличение заработка на 10–30 %, отмена штрафов, организация медицинской помощи, улучшение продовольственного снабжения и квартирного положения.

Всего-то!

И петербургские, и лондонские хозяева приисков требования отклонили, решив рассчитать рабочих, прекратить подвоз продовольствия и выселить бастующих из приисковых казарм. В ночь с 3 (16) на 4 (17) апреля по распоряжению Департамента полиции была арестована часть членов Центрального забастовочного комитета. Тогда утром 4 апреля около трёх тысяч рабочих направились к Надеждинскому прииску, где находился прокурор, чтобы вручить жалобу. Но заранее подтянутые войска открыли огонь. Было убито 270 и ранено 250 человек.

10 апреля 1912 года в ответ на запрос социал-демократической фракции Государственной Думы министр внутренних дел Макаров заявил: «Так было и так будет впредь!». В СССР об этом палаческом ответе знал любой средне успевающий ученик средней школы, сегодня о нём вряд ли знают даже школьные учителя.

В ответ на ответ Макарова по России прокатилась волна демонстраций и политических стачек, в которых приняло участие до 300 тысяч человек. 25 апреля 1912 года в газете «Социал-демократ» Ленин констатировал: «Политические стачки и начало демонстраций по поводу ленского побоища показывают нарастание революционного движения рабочих масс в России»^[136]. А в августе 1912 года в очередном письме Горькому Ленин доверительно сообщал:

«А в Балтийском флоте кипит! У меня был в Париже (между нами) специальный делегат, посланный собранием матросов и социал-демократов. Организации нет, — просто плакать хочется!! Ежели есть у Вас офицерские связи, надо все усилия употребить, чтобы что-либо наладить. Настроение у матросов боевое, но могут опять все зря погибнуть…»^[137]

В очередной раз возникало это слово — «организация». Естественно, по условиям России, — нелегальная. То есть Ленин мыслил верно: необходимо как можно более энергичное наращивание партийных сил и усиление всех видов работы, как легальной, так и нелегальной.