Читать книгу - "Патриарх Сергий - Михаил Одинцов"

— И я пытался объясниться с властями. Ленину писал, Бонч-Бруевичу, Калинину… В ВЧК с Лацисом и Красиковым разговаривал! Не верят нам. Уж куда более — декрет об отделении и Конституцию РСФСР с ее тринадцатым пунктом о свободе совести обязался выполнять. Даже против треклятого восьмого отдела Наркомюста вместе с окопавшимися там иудами Шпицбергом и Галкиным не высказывался. Но подишь-ты… не верят. Всё подозревают в связях с заграницей, в контрах, которые якобы мы строим против советской власти.

— Ваше святейшество, может, с каким-то посланием напрямую к пастве обратиться? Разъяснить, как духовенству быть, как к властям сушим относиться.

— Это вы в точку. Я как раз такое подготовил. Хотел вчера его обсудить на заседании. — Патриарх передал Сергию несколько машинописных листков. — Но после вашего выступления решил встретиться и обговорить с вами. Прочтите.

Сергий внимательно прочитал переданное ему послание, под которым стояла дата: 8 октября, но не было еще подписи патриарха.

— Ваше святейшество, я подписываюсь под каждым вашим словом. Это то, что нужно сегодня для церкви. Послание внесет успокоение в церковные ряды и властям даст ответ на все их претензии к нам… Вот если только предпослать тексту послания иной эпиграф… Знаете, строки из Послания к римлянам: «Молю вы, братие, блюдитеся от творящих распри и раздоры… уклонитеся от них».

— Согласен, пусть так. Дайте-ка исправлю и подпишу. А дату оставим прежнюю.

То было послание патриарха Тихона к православному клиру и пастве о невмешательстве в политическую борьбу. Оно, может быть, стало первым публичным шагом Тихона на пути к признанию нового политического статус-кво в России. Подтверждением тому можно считать, к примеру, следующие слова: «Много уже и архипастырей, и пастырей, и просто клириков сделались жертвами кровавой политической борьбы. И все это, за весьма, быть может, немногими исключениями, только потому, что мы, служители и глашатаи Христовой Истины, подпали под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направляемой якобы к ниспровержению советского строя. Но мы с решительностью заявляем, что такие подозрения несправедливые: установление той или иной формы правления не дело церкви, а самого народа. Церковь не связывает себя ни с каким определенным образом правления, ибо таковое имеет лишь относительное историческое значение»^[64].

— Ваше высокопреосвященство, — продолжил разговор патриарх, — есть у меня до вас одна просьба. Вы видите, как тают ряды нашего епископата. Бог знает, что ждет нас всех впереди. Но по мере сил следует нам искать и призывать к архиерейскому служению лиц достойных. И хотя время грозное, смутное, но таковые есть, находятся среди православного русского народа.

— Я единомыслен с вами и, как вы в Москве, так я в епархии, стремлюсь не только заполнять все священнические вакансии, но и рукополагаю себе помощников — епархиальных викариев.

— Да, да… Хочу, — продолжил патриарх свою мысль, — поговорить с вами об одной кандидатуре и желал бы знать ваше мнение. Говорю о Петре Федоровиче Полянском. Вы ведь его знаете еще по работе в Учебном комитете Синода? — Патриарх вопросительно смотрел на собеседника.

Митрополит Сергий, ничуть не удивившись прозвучавшему имени и даже как бы ожидая, что оно будет произнесено, ответил:

— Добрые качества души Петра Федоровича известны. Многих и многих снискал он уважение как человек ревностный, знающий церковное дело. В свое время много поездил он по России, будучи ревизором в Учебном комитете Синода, и оставил по себе добрую память. Дельным человеком проявил он себя и на Соборе во время революции…

Патриарх, явно обрадованный словами Сергия, перебил его:

— Владыко, так будьте ему отцом духовным. Свершите иноческий постриг и рукоположите в священнический сан. А я позже рукоположу его во епископа Подольского, викария Московского.