Читать книгу - "Сталин. Личная жизнь - Лилли Маркоу"

Вечером того же дня он отбыл на специальном правительственном поезде в Ленинград в сопровождении Ворошилова, Молотова, Жданова и Ягоды. Поезд прибыл в Ленинград на рассвете. Сталин и сопровождавшие его лица сразу же отправились с вокзала в больницу имени Свердлова, в которой находилось тело Кирова, затем заехали к его вдове и в конце концов посетили само место преступления. Сталин зашел в вестибюль со своими спутниками, которые окружили его, словно бы пытаясь его защитить. Ягода, заскочив в вестибюль самым первым с пистолетом в руке, крикнул: «Всем лицом к стенке! Руки по швам!»^[260]

Сталин сразу же начал лично проводить расследование. Он встретился с Николаевым и пообещал сохранить ему жизнь, если он выдаст своих сообщников. Однако у Николаева не было сообщников. Он сказал, что убил Кирова один. Сталин не поверил. Ему хотелось во что бы то ни стало узнать, кто организовал убийство Кирова и с какой целью. Николаев же отвечал на его вопросы лишь истерическими криками: «Я ему отомстил! Я отомстил! Простите!»^[261]

Сталин и его ближайшие соратники покинули Ленинград поздно вечером 3 декабря, но расследование продолжалось и после их отъезда. Сотрудники НКВД поначалу предположили, что Николаев был связан с какой-то группой белогвардейцев-террористов. По этой причине уже в ближайшие часы после данного убийства в городе снова был устроен «красный террор». Затем стали искать заговорщиков среди старой оппозиции. Для Сталина индивидуальный терроризм был чем-то немыслимым. Он настолько привык к ожесточенной борьбе между различными партиями и партийными фракциями в ходе Гражданской войны и после нее, что воспринимал данную трагедию исключительно как результат какого-то заговора.

Второго декабря, когда в газетах появились сообщения о смерти Кирова, в них было опубликовано и правительственное коммюнике, в котором заявлялось, что Кирова застрелил убийца, подосланный «врагами рабочего класса». Теперь надлежало вырвать признание у убийцы – нужно было заставить его рассказать, кто организовал это убийство. Такой была логика, вытекающая из психологической обстановки той эпохи. Седьмого декабря начались аресты тех, на кого – под пытками – указал Николаев. Это были его бывшие товарищи по работе в Выборгском райкоме комсомола^[262].

Расследование и аресты создали обстановку всеобщей подозрительности, страха и ненависти, проявлявшуюся на митингах, собраниях, в прессе и на радио. В тысячах писем, присланных в ленинградскую партийную организацию, выдвигалось требование применить к убийцам высшую меру наказания. Выстрел, прогремевший 1 декабря 1934 года, спровоцировал начало самой настоящей «охоты на ведьм». Тринадцать человек, на которых указал Николаев, сразу же объявили его «сообщниками», даже и не проводя сколько-нибудь серьезного расследования на предмет их реальной причастности к данному убийству. Вскоре после этого преступления, совершенного одним-единственным человеком, расстреляли сто три бывших белогвардейца, которые в действительности не имели к данному преступлению вообще никакого отношения, а затем еще тринадцать человек, единственная «вина» которых заключалась в том, что они были знакомы с Николаевым и более десяти лет назад поддерживали оппозицию (и это при том, что на суде Николаев продолжал говорить правду, а именно то, что он действовал один). Председатель суда Ульрих, которого отсутствие доказательств и упорное нежелание обвиняемых признавать себя виновными заставило засомневаться, два раза звонил Сталину. Но тот был непреклонен. «Всех расстрелять!» – так, насколько известно, распорядился он^[263].

Манера, в которой велось расследование, в том числе и самим Сталиным, привела к появлению всевозможных слухов. Поскольку люди, проводившие расследование, с самого начала напрочь отвергли все, что позволяло увидеть в этом преступлении личные мотивы – сведение личных счетов, неприязнь, ревность, – террор^[264], устроенный Сталиным в связи с данным убийством, дал основания его оппонентам – а впоследствии и Хрущеву (начиная с XX съезда партии) – полагать, что убийство Кирова было организовано по указанию самого Сталина. Все они ошибались, отвергая правду по той простой причине, что она казалась им уж слишком банальной для того, чтобы в нее можно было поверить.

Сталин на протяжении последующих лет продолжал искать виновного. Он сначала приписал данное преступление Зиновьеву, возглавлявшему ленинградскую партийную организацию до Кирова. Однако, если в чем-то обвинялся Зиновьев, то автоматически в этом же обвинялся и Каменев, а вслед за ним – и Троцкий.

Двадцать третьего декабря руководители бывшей левой оппозиции – в первую очередь Зиновьев и Каменев – были арестованы. Двадцать седьмого декабря правоохранительные органы заявили о том, что был выявлен «ленинградский центр» терроризма. Было объявлено, что этот центр, состоявший, кроме Николаева, из нескольких бывших местных руководителей комсомола эпохи Зиновьева, замышлял убить Сталина, а финансировал осуществление этой их затеи не кто иной, как Троцкий.

В январе 1935 года Зиновьева, Каменева и нескольких их бывших политических союзников приговорили к десяти годам тюрьмы.

Позднее, во время первого громкого судебного процесса из этой серии, проходившего в Москве, один из обвиняемых признал, что имел замысел убить Кирова. Во время третьего такого процесса, проходившего в Москве в марте 1938 года, виновной в убийстве Кирова объявили возглавляемую Бухариным «правую оппозицию». Ягода – бывший руководитель НКВД – тоже угодил в число обвиняемых, и он дал показания, что Енукидзе некогда приказал ему помочь организовать убийство Кирова.

Несмотря на то что у Хрущева имелся доступ к всевозможным архивам, выдвинутая им в 1961 году версия убийства Кирова оказалась еще менее убедительной, чем та версия, которую в 1934–1938 годах выдвигали сталинские правоохранительные органы. Однако многие западные историки – а также Рой Медведев^[265] – стали придерживаться версии Хрущева, заключавшейся в том, что данное убийство было организовано Ягодой по указанию Сталина. Мотивы же преступления заключались в том, что Сталин завидовал популярности Кирова, а также нуждался в серьезном поводе для того, чтобы начать кровавые репрессии против бывших руководителей партии.