Читать книгу - "Дети блокады - Михаил Сухачев"

Рано утром загрохотала артиллерия. Теперь уже своя. Оказывается, ее позиции были совсем рядом, в каких-то сотнях метров. Хорошо замаскированные под деревья, задранные стволы обнаруживались только по вылетавшему пламени. Витьке стало обидно, что он не мог разглядеть их раньше и сходить на огневую позицию.

Пригибаясь при каждом выстреле, ребята помчались к орудиям. Никем не замеченные, они остановились совсем близко и стали наблюдать четкую, слаженную, но тяжелую работу артиллеристов ближайшего орудия.

Два громадного роста красноармейца ловко подхватывали снаряд из ящика, и пока они, сделав несколько шагов, приближались к пушке, третий, быстро вращая маховик, опускал ствол и открывал казённик, из которого вываливалась дымящаяся гильза. Еще мгновение – и новый снаряд оказывался в стволе. Захлопывался затвор, и ствол устремлялся вверх, нацеливаясь на далекий, невидимый вражеский объект. Раздавался выстрел, и все повторялось сначала.

При каждой операции артиллеристы выкрикивали команды, разобрать которые, казалось, просто невозможно.

«Эх, дернуть бы хоть разок за тот короткий рычаг, которым наводчик выпускает снаряд по фашистам! – мечтательно подумал Витька, – на всю жизнь можно запомнить».

С прекращением огня артиллеристы в изнеможении опустились на станину лафета, расстегивая гимнастерки и ремни.

Сзади раздался знакомый голос Гринько:

– Ах вы, сорванцы! Я так и знал, что вас сюда потянет. Там уж все готово к отъезду. Пошли.

В ельнике, который находился по другую сторону дороги, чуть выглядывая, стояло с десяток грузовых автомобилей. Здесь хозяйничали в основном женщины в красноармейской форме с медицинскими сумками через плечо.

– В машинах раненые после вчерашнего артналета фашистов. В Ленинград повезут. Вот с ними и поедете, – на ходу говорил Гринько.

Он остановился возле одной из машин:

– Шувалов, военврач сказал тебе, что в кузове поедут вот эти два мальчика?

– Да пусть хоть десять, мне все одно. – Шофер лениво укладывал в вещевой мешок свои немудреные солдатские пожитки, среди которых яркой красной отделкой и никелем выделялась губная гармошка.

Гринько внимательно посмотрел на нее, потом на Шувалова.

– А ну, сыграй что-нибудь, – ткнул он пальцем в гармошку.

– Я?! – удивился шофер. – Да я и не умею. Вот как отобрал у фрица под Нарвой в прошлом году, так и вожу. Все недосуг научиться.

– Значит, и не осилишь, факт. Ни к чему она тебе. Давай сюда. У меня одна есть, а нужно две.

– Как это – давай? – возмутился Шувалов. – Нет! Я маленько уже начал пиликать. К тому же это у меня единственный трофей.

– Трофей? Ты же отобрал у пленного. А это знаешь как называется? Нет? Лучше тебе и не знать. Давай по-хорошему. – Гринько тучей навис над тщедушным шофером. – Чтоб успокоить твою нечестную совесть, возьми в обмен, это тоже трофей, только взят в разведке. – С этими словами он вынул из кармана складной охотничий нож, красиво отделанный белой костью.

Теперь уж Гринько, не спрашивая, выхватил гармонику из нетвердых рук Шувалова и повернулся к ребятам:

– На́ тебе, Валерка, держи. Это память о фронте. А ты, Стогов, быстро смотайся ко мне в землянку. Там, в боковом кармане шинели, что висит слева на стене, еще одна гармоника. Та – тебе. Ну, давай мигом…

– Дядя Гринько, как вам писать? – уже из кузова спохватился Витька, когда машины выстроились на дороге.

Старший сержант быстро пошарил в кармане гимнастерки, вытащил треугольник письма, оторвал от него клочок и кинул в кузов:

– Вот адрес! Полевая почта!

В машине на густо наваленных лапах ельника находилось трое раненых, один из которых, с повязкой через плечо, сидел на корточках, держась одной рукой за борт кузова. Лежать он не мог, поэтому медсестра просила ребят помочь ему, если устанет так сидеть. Двое других лежали на носилках, укрытые синими фланелевыми одеялами. Наверное, они были ранены в ноги, потому что около каждого рядом находилось по паре костылей.

Виктор приподнялся в кузове и увидел на крышах кабин грузовиков нарисованные на белом круге красные кресты.