Читать книгу - "Мистические культы Средневековья и Ренессанса - Владимир Ткаченко-Гильдебрандт"

«Сир, три тысячи их было!» ^[186]

Несомненно, я всегда готов, когда хочу отдохнуть в объятьях поэзии, принять Ж. де Мэйе (J. de Maille), одного из их неустрашимых великих магистров, за самого Святого Георгия посреди сражений; но я повторяю в последний раз, что есть два подводных камня, которые необходимо избежать при обследовании подобного раскола: один из них – это видеть героизм в любом из пунктов; другой – видеть повсюду преступление и низость. Здесь не идет речь ни о мужестве, ни о вопросе чести, а дело касается оккультных вещей, обмана и, наконец, посвящения, против ожидания которых, как мы слишком хорошо увидели, простота и искренность чувств многих из этих храбрых рыцарей оказывались бессильными; речь идет о преступном присоединении к организации, где малое число под покровом мистерии торжествовало над подавляющим большинством братьев вопреки угрызениям совести и протестам последних. Великий человек, мнение которого на разные темы почти всегда становилось законом, высказал свое суждение по данному вопросу. И я могу привести его мнение в качестве решающего. Наполеон порицал трагедию Рай-нуара, говоря, что вместо того, чтобы ее сделать театральной, автор слишком занялся выяснением общественного мнения на сей счет. Он добавлял: «Полная невиновность тамплиеров и их полная развращенность одинаково невероятны»^[187].

Теперь что касается Климента V и Филиппа Красивого: разве было доказано будто бы верное предположение об их смерти по вызову на Божий суд? Хотелось видеть чудесное в так называемых пророческих словах великого магистра, и друзья Ордена Храма не переставали поддерживать эту мысль; но де Бособр доказал, что ни король Франции, ни папа не умерли в сроки, которые им определил Ж. де Молэ в первые мгновения своей казни. Кроме того, не менее удивительно, как возникла мысль у сторонников тамплиеров о вмешательстве в их пользу божественного возмездия? Эта благочестивая ложь не является первой подобного рода в истории. Было бы более захватывающим увидеть ревностных защитников веры, вызывающих на суд тамплиеров в определенный день за отречение от Бога. Но посмотрите на постоянство народных настроений! Когда 13 октября 1307 года^[188] после первой инструкции было оглашено по звуку охотничьего рожка, что духовенство и народ приходских церквей должны находиться в саду королевского дворца, чтобы заслушать там перечень беззаконий, в которых обвинялся орден^[189], народ испытал чувство отвращения: каждый осенял себя крестным знамением и не хотел больше ничего слышать^[190]. Когда 18 марта 1314 года великий магистр заживо сгорел на площади Дофина, народ ринулся к костру собирать пепел мученика и унес его как дорогую реликвию^[191]. Здесь два действия, которые казалось бы противоречат друг другу; но последнее все же истинно, поскольку так выразился протест по отношению к зашедшему слишком далеко правосудию того времени.