Читать книгу - "Принцессы немецкие – судьбы русские - Инна Соболева"

Отсюда семью последнего монарха увезут в Екатеринбург, на смерть. А ведь Великая Екатерина, когда дарила внуку и его прелестной жене этот дворец, мечтала, что здесь они будут счастливы, что под высокими сводами будут звучать детские голоса… Ее правнуков, будущих российских государей. Не случилось. Ни счастья. Ни детских голосов…

Вскоре после свадьбы произошло такое, что навсегда могло испортить отношения между императрицей и ее невесткой: в юную великую княгиню влюбился последний фаворит Екатерины, Платон Зубов. Чувств своих он не скрывал, а может быть, и не умел скрыть. Елизавета же видела в его подчеркнутом внимании лишь проявление дружеской симпатии. Причины для этой симпатии были: они вдвоем часто и подолгу музицировали. Когда ей открыли глаза на истинный характер отношения к ней князя Платона, она была шокирована.

Александр писал своему другу, дипломату графу Виктору Павловичу Кочубею (после воцарения Александра он станет министром внутренних дел и канцлером Российской империи): «Вот уже год и несколько месяцев граф Зубов влюблен в мою жену. Посудите, в каком затруднительном положении находится моя жена, и воистину ведет себя как истинный ангел… Ладить с ним – значит как бы оправдывать его любовь; проявить холодность – значит рассердить императрицу, которая ничего не знает…».

Как и положено, Екатерина узнала об увлечении Зубова последней. На него она быстро нашла управу. А на Елизавету не рассердилась, не стала мстить. Посочувствовала. Знала, как нелегко той придется с ее красотой и ее доверчивостью при российском дворе. И конечно же, оказалась права.

При том что императрица, несомненно, хотела счастья Александру и Елизавете, она допустила ошибку, которая помогла разрушить их хрупкий союз: ошиблась в выборе людей, которым доверила опекать Елизавету. Хотела как лучше… Александр жаловался графу Кочубею: «Мы довольно счастливы с моей женой, когда мы одни, если при нас нет графини Шуваловой, которая, кажется, приставлена к моей жене…»

Графиня Шувалова, та самая, что встречала Баденских принцесс на российской границе, – первый русский человек, которого Луиза узнала. Потом увидела: Екатерина Великая той доверяет. Значит, должна доверять и она. А напрасно. Воспитатель великого князя Александр Яковлевич Протасов вспоминал:

Графиня Шувалова без притвору, какова она есть, женщина пронырливая, имеющая некоторую остроту, но без рассуждения… нравоучение ея в том состояло, чтобы великой княгине делать всякие угождения, замечать перед женой всякие мужнины ошибки, за всякое слово с ним спорить, а в больших сборищах показать его ревнивым и охуждать данное ему воспитание. Сперва, прежде и после сговора, много Шувалова ласкалась к великому князю, а некоторое большей ея дочери на непорочность его покушение, против которого добродетель его устояла, сделала его матери и дочери ненавистным… Великий князь начал употреблять вино по вкусу, но не имел сведения о количестве… Графиня Шувалова все способы употребляет развратить супругов, твердя обыкновенно, что нет вещи вечной и что сама любовь не может быть навсегда.

Явились две партии, Шуваловой и Головиной, зачали великого князя ласкать и повреждать нравы рассказыванием соблазнительных историй, пошел разврат…

Единственной, кто мог исправить положение, была Екатерина. Но она то ли не замечала происходящего, то ли не придавала значения. Да и легко ли было заметить, если Елизавета вела себя безупречно. Только в письмах матери проскальзывали сомнения:

Вы спрашиваете, нравится ли мне по-настоящему великий князь. Да, он мне нравится. Когда-то (это письмо четырнадцатилетняя девочка написала в январе 1 793 года, всего через два с небольшим месяца после знакомства с женихом. – И. С.) он мне нравился до безумия, но сейчас, когда я начинаю короче узнавать его (не то, чтобы он терял что-нибудь от знакомства, совсем напротив), но когда узнают друг друга лучше, замечают ничтожные мелочи, воистину мелочи, о которых можно говорить сообразно вкусам, и есть у него кое-что из этих мелочей, которые мне не по вкусу и которые ослабили мое чрезмерное чувство любви. Эти мелочи не в его характере, я уверена, что с этой стороны он безупречен, но в его манерах, в чем-то внешнем…

Наверное, смущало всего лишь мальчишество. Пока – смущало. Вскоре, когда рядом появятся взрослые, галантные мужчины, которые будут вести себя как рыцари, мальчишество начнет раздражать. Как-то один из благородных рыцарей, Адам Чарторийский (о нем речь впереди), то ли в порыве откровенности, то ли желая помочь Александру, сказал: «Богинь не целуют. Им поклоняются!» Внук Екатерины был слишком самоуверен и слишком молод, чтобы разглядеть богиню в своей юной жене. Если бы разглядел, их жизнь, а может быть, и жизнь России была бы иной.

Граф Федор Растопчин, человек весьма проницательный, пророчески заметил: «Как бы этот брак не принес несчастья великому князю. Он так молод. А жена его так прекрасна…» Если бы бабушка была способна критически относиться к поведению внука, она могла бы дать ему совет, как обращаться с женой. Уж она-то знала, что нужно женщине. Но Великая Екатерина была ослеплена любовью к внуку.

ЕЙ казалось, что он – идеальный муж, Елизавета – идеальная жена. Она так и уйдет из жизни, уверенная, что ее обожаемый мальчик и так полюбившаяся ей девочка будут счастливы…

Графиня Варвара Головина вспоминала: «После обедни императрица довольно долго оставалась в тронной зале. Госпожа Лебрен только что окончила портрет в весь рост великой княгини Елисаветы, который она в тот день представила императрице…» Госпожа Лебрен, которую упоминает Головина, – французская художница Мари Луиз Элизабет Виже-Лебрен, дочь и ученица знаменитого живописца Шарля Лебрена, основателя Королевской академии живописи и скульптуры, придворного художника Людовика XIV. Прославил Элизабет портрет королевы Марии-Антуанетты. Она стала своим человеком при дворе Людовика. Неудивительно, что события Великой французской революции заставили ее покинуть Францию. После скитаний по Европе в 1795 году она приехала в Петербург. Екатерина охотно принимала беглецов из революционной Франции. Художница сразу стала популярна при русском дворе.

В своем весьма любопытном сочинении «Иностранцы в России» Николай Врангель рассказывает:

В Петербурге, столь падком на знаменитостей, Виже сразу имела успех, в один месяц своего пребывания заработала она 15 тысяч. Двор и его приближенные наперерыв позировали художнице, желая иметь писанные ею портреты. На другой день после своего приезда Виже-Лебрен уже имела аудиенцию у императрицы Екатерины, которая любезно отнеслась к новоприбывшей.

Сама Лебрен вспоминала:

Едва кончила я портреты молодых великих княжон, как императрица заказала мне портрет великой княгини Елизаветы, недавно вышедшей замуж за Александра Павловича… Написала великую княгиню во весь рост в царском одеянии, устраивающей цветы в корзине.

Шелк, бархат, мех, золотое шитье, изящная жардиньерка, живые цветы, звезда и лента ордена Святой Великомученицы Екатерины Большого креста, бюст Екатерины Великой на втором плане – все написано великолепно. И лицо, нежное, почти детское, в ореоле золотистых волос, в венке из роз – живое. Только, хотела того или не хотела художница, это лицо чуждо окружающей роскоши, тоненькой фигурке тяжел царский наряд…