Читать книгу - "Враги. История любви - Исаак Башевис Зингер"

"Ядзя, все останется, как было".

Крик, похожий на шипенье гуся, вырвался из нее. "Почему ты говорил мне, что она мертва? Ты не продавал книги, ты был у нее!"

"Ядзя, я клянусь тебе как перед Богом, что это не так. Она только недавно приехала в Америку. Я понятия не имел, что она жива."

"Что мне теперь делать? Она твоя жена".

"Ты моя жена".

"Она сначала. Я уйду. Я уеду обратно в Польшу. Если б только у меня в животе не было твоего ребенка". Ядвига начала раскачиваться с жалобным видом, который бывает у крестьянок, оплакивающих мертвых. "Ау-ау-ау".

Тамара открыла дверь. "Ядзя, не плачь так. Я не собираюсь отнимать у тебя твоего мужа. Я просто зашла посмотреть, как вы живете".

Ядвига бросилась вперед, как будто хотела упасть к ногам Тамары.

"Пани Тамара, вы его жена, пусть так и будет. Это дар Божий, то, что вы остались в живых. Я отойду в сторону. Я уеду домой в Польшу. Моя мать не прогонит меня".

"Нет, Ядзя, это тебе делать ни к чему. Ты носишь под сердцем его ребенка, а я, как говорится, неплодоносящее дерево. Сам Бог забрал моих детей к себе".

"О, пани Тамара!". Ядвига разразилась слезами и ударила себя обеими руками по скулам. Она раскачивалась вперед и назад, как будто искала место, куда бы упасть. Герман посмотрел в сторону двери; он боялся, что ее услышат соседки.

"Ядзя, успокойся", — твердо сказала Тамара. "Я живая, но я все равно что мертвая. Говорят, что мертвые иногда возвращаются к живым и приходят к ним в гости, и я, в некотором роде, именно такой гость. Я хотела только поглядеть, как у вас тут, но я никогда больше не приду".

Ядвига отняла руки от лица, которое приобрело цвет сырого мяса.

"Нет, пани Тамара. Вы останетесь здесь! Я всего лишь простая крестьянка, необразованная, но у меня есть сердце. Это ваш муж и ваш дом. Вы достаточно настрадались".

"Тихо! Я его не хочу. Если ты решила вернуться в Польщу, то возвращайся, но не из-за меня. Даже если ты уйдешь, я жить с ним не буду".

Ядвига успокоилась. Она смотрела на Тамару, сомневаясь и не веря. "Куда же вы пойдете? 3десь дом для вас и хозяйство. Я буду готовить и убирать. Я снова буду служанкой. Так хочет Бог".

"Нет, Ядвига. У тебя доброе сердце, но подобную жертву я принять не могу. Перерезанную шею не сошьешь заново".

Тамара, собравшись идти, поправила шляпу и несколько прядей. Герман шагнул к ней. "Не уходи пока. Коли Ядвига теперь знает все, мы могли бы быть друзьями, и мне придется сочинять на две выдумки меньше".

В этот момент кто-то зазвонил во входную дверь. Это был длинный, громкий звонок. Оба попугая, сидевшие на крыше клетки и слушавшие разговор, принялись испуганно летать по кухне. Ядвига выбежала в комнату. "Кто это?", — крикнул Герман.

Он слышал приглушенные голоса, но не мог разобрать, мужчина говорит или женщина. Он открыл дверь. В коридоре стояла маленькая пара. У женщины было бледное, морщинистое лицо, желтоватые глаза и морковно-красные волосы. Складки на ее лбу и щеках выглядели так, словно их вылепили из глины. Несмотря на это, она не казалась старой — во всяком случае, ей не было пятидесяти. Она была в домашнем платье и в тапочках. В руках у нее было вязанье. Она вязала, ожидая, пока откроют дверь. Рядом с ней стоял крохотный мужчина в фетровой шляпе с пером, в клетчатом пиджаке, чересчур легком для холодного зимнего дня, в розовой рубашке, полосатых брюках, коричневых туфлях и при галстуке, отливавшем желтым, красным и зеленым. Он выглядел забавно, как иностранец, только что самолетом прилетевший из страны с жарким климатом и еще не успевший переодеться. Голова у него была длинная и узкая, нос крючком, щеки впалые, подбородок острый. Его темные глаза смеялись, так, как будто его визит — не более чем шутка.

Женщина говорила на идиш с польским акцентом. "Вы меня не знаете, мистер Бродер, но я вас знаю. Мы живем внизу. Ваша жена дома?"

"Дома".

"Добрая душа. Я была с ней, когда она переходила в нашу веру. Еще я ходила с ней на ритуальное омовение и говорила, что она делать. То, как она чтит еврейские обычаи — это пример всем еврейкам. Она сейчас занята?"

"Да, немного".

"А это мой друг, мистер Пешелес. Он здесь не живет. У него дом в Си-Гейт. Еще у него, пусть да не коснется его злой взгляд, дома в Нью-Йорке и Филадельфии. Он приехал к нам в гости, и мы рассказали ему о вас, что вы продаете книги, и он с удовольствием обсудил бы с вами кой-какие дела".

"Никаких дел! Совершенно никаких дел!", — прервал ее мистер Пешелес. "Я делаю дала не с книгами, а с землей, но и этого я теперь больше не делаю. Что значат, в конце концов, все дела? Не так уж они и важны. Даже Рокфеллер не может есть больше трех раз в день. Просто я читаю с огромным удовольствием, совершенно все равно, что — газету, журнал, книгу, все, что достану. Если у вас есть несколько минут, я охотно с вами поболтаю".

Герман медлил. "Мне очень жаль, но у меня правда много дел".

"Это не надолго — десять или пятнадцать минут", — настаивала женщина. "Мистер Пешелес навещает меня раз в шесть месяцев, а иногда и того реже. Мистер Пешелес богатый человек, да не упадет на него ничей злой взгляд, и если вам как-нибудь придется искать себе квартиру, он, может быть, окажет вам услугу".

"Что за услугу? Я никому не оказываю услуг. Мне самому приходится платить за квартиру. Здесь Америка. Но если вам нужна квартира, я могу дать вам совет, а это вам не повредит".

"Ну хорошо, заходите. Извините, что принимаю вас в кухне, но моя жена нездорова".

"Ах, какая разница, где сидеть? Он же пришел не для того, чтобы его чествовали. Его, да не упадет на него ничей злой взгляд, и без того достаточно чествуют. Недавно он стал президентом самого большого дома для престарелых в Нью-Йорке. Во всей Америке знают, кто такой Натан Пешелес. А в Иерусалиме он недавно построил две ешивы — не одну ешиву, а две! — и там сотни мальчиков изучают Тору за его счет…"

"Прошу вас. миссис Шрайер, мне не нужна реклама. Когда мне понадобится рекламный агент, я найму его. Все это ему вовсе не обязательно знать. Я делаю это не для того, чтобы меня похвалили". Мистер Пешелес говорил быстро. Он выплевывал слова как сухие горошины. Его рот ввалился, нижней губы почти не было видно. Он многозначительно улыбался и сохранял невозмутимость богача, пришедшего с визитом к бедняку. Они остановились у двери в кухню. Прежде чем Герман нашел возможность представить Тамару, она сказала: "Я уже ухожу".

"Не убегайте. По-моему, вам не стоит уходить", — сказал мистер Пешелес. "Вы, конечно, красивая женщина, но я-то не медведь и не людоед".

"Садитесь, садитесь", — сказал Герман. "Не уходи, Тамара", — добавил он. "Я вижу, тут не хватает стульев, но мы можем перейти в соседнюю комнату. Минутку!"

Он пошел в другую комнату. Ядвига больше не плакала. Она стояла и со страхом крестьянки перед чужаками пялилась на дверь. "Кто это?"