Читать книгу - "Брат на брата. Окаянный XIII век - Виктор Карпенко"

Лодки и насады, преодолевая течение, шли медленно. Они жались к берегу, словно ища защиты. Вот последний изгиб реки, и взорам открылся Городец-Радилов — город, затерянный в лесах.

Городец смотрелся внушительно: высокий вал; городня[52], покрытая кровлей; на Волгу выходящие восемь башен, две из которых проезжие; пристань; посады, сползающие от стен города к реке; за отдельной стеной на Княжей горе возвышался княжеский терем, собор, добротные дома бояр. Все это возведено из дуба, и потому город казался черным, неприветливым, неуютным.

Запоздало зазвонили соборные колокола, к пристани устремились городчане, и вскоре весь город оказался на волжском берегу. Ждали дружину и надеялись, что на лодках мужья и братья возвращаются из похода, но на пристань в сопровождении Устина Микулича ступил владимирский князь Юрий Всеволодович. Знавшие его начали было выкрикивать здравицы, но, не поддержанные, быстро умолкли. В полной тишине, ловя на себе настороженные взгляды, Юрий прошел через ворота города. За ним последовал только городецкий воевода.

Скоро городчане уже знали о липицкой трагедии и томились неизвестностью, ожидая прихода остатков разгромленной дружины.

Юрий с княгиней и детьми поселился в княжеском тереме, а Устин Микулич перебрался в просторный дом боярина Кузьмы Жирославича — мужа тихого и доброго нрава, живущего праведно и одиноко. Он же в свое время у себя в доме приютил Федора Афанасьевича и Дубраву с двухмесячным сыном на руках. Жили они под его крышей до сих пор. Приезд владимирского князя лишил сна и покоя беглянку. Молодая женщина, храня в душе любовь, смирилась со своей одинокой долей, но приезд Юрия разрушил устоявшийся размеренный образ жизни, возродил несбыточные мечты.

«Как быть? Что делать? Показаться ли князю? Шесть лет минуло, как миловались… Да помнит ли он меня? Помнит! Иного и быть не может!»

Дубрава принялась спешно переодеваться в праздничные одежды, убирать волосы. С самого дна кладенца[53]достала припрятанные за ненадобностью золотые украшения и длинную нить жемчуга, подаренную ей Федором Афанасьевичем. И, уже совсем готовая к выходу, в последний раз бросила взгляд в маленькое серебряное зеркальце: горящие нетерпением глаза, пунцовые от волнения щеки, нервно трепещущие ноздри…

«Да я ли это?! — словно натолкнувшись на стену, замерла Дубрава. — Глупая! Заневестилась, баба рожавшая! Что удумала. У князя жена, не чета тебе, рода знатного. Сыновья. Юрий ноне не хвастливый княжич, жадный до жарких объятий и поцелуев, а великий князь земли владимирской. Ему ли помнить о безродной бедной рязаночке. Коли любил бы, так давно отыскал, чай, не иголка. Не хотел, стало быть. А я тут до него: сыночка прими. Постой! Почему прими? Мой Андрейка! Мой, и ничей более! О себе. Все о себе, а о дитяточке своем забыла. Не к нему, а от него, от князя володимирского подале надобно быть. Буду просить Федора Афанасьевича, чтобы увез отсель во Владимир или Ростов. Там среди людей затеряться просто».

В тот же день своими тревогами и планами она поделилась с Федором Афанасьевичем. Тот поразмыслил немного и согласился.

— Скоро лодки, на коих приплыл Юрий с дружиной, пойдут обратно. С ними до Владимира и доплывем. У меня товара за зиму прикуплено немало, торговлю открою, так что не пропадем. А ты, дочка, собирайся помаленьку. Да со двора-то не выходи, не ровен час, на глаза князю попадешься, — предупредил Федор Афанасьевич, не менее Дубравы встревоженный появлением князя в Городце.

Все было готово к отплытию: и скарб нехитрый собран, и лодка сговорена, да только судьбе было угодно распорядиться по-своему.

Как-то в ожидании прихода Федора Афанасьевича Дубрава сидела на лавке во дворе, полузакрыв глаза и подставив лицо ласковым солнечным лучам, а Андрейка бегал тут же, гоняясь с хворостиной в руке за тонконогим белолобым жеребенком. Да, на беду, воротный сторож вышел на улицу, а калитку оставил открытой. В нее-то жеребенок, а за ним и Андрейка выскочили со двора, чудом не угодив под копыта проезжавших мимо всадников. Испугавшись лошадей, Андрейка разревелся, чем вызвал хохот более чем двух десятков бородатых мужиков. Один из них спрыгнул с лошади и поднял на руки мальца.

— Чей такой, богатырь, будешь? — спросил он строго, с трудом сдерживая улыбку. — А ну, утрись! Негоже мужику слезы лить!

Птицей вылетела Дубрава за ворота. Растолкав спешившихся всадников, она выхватила из рук одного из них сына. Прижав к груди плачущего малыша, молодая женщина обвела гневным взглядом полукругом стоявших перед ней молодцов.

— Чего же ты мальца без присмотра одного бросаешь? Не ровен час, затоптали бы копытами, — донесся из-за спины знакомый голос. Дубрава обернулась и обмерла: перед ней, улыбаясь, стоял князь Юрий. Увидев молодую женщину, он не поверил своим глазам. Все те же огромные черные омуты под длинными ресницами, удивленный разлет бровей…

«Дубрава! Как она похорошела! — отметил Юрий. — Воистину красавица: волосы убраны короной, мягкий овал лица, четко очерченные губы — яркие, манящие. Немного пополнела, но эта полнота придала ей еще большую прелесть».

— Дубравушка, да ты ли это? — удивленно воскликнул князь, делая к ней шаг, от которого она отшатнулась. — Где же ты была все это время?

— Жила, князь, — тихо ответила молодая женщина. — Жила и ждала.

— Чего же?

— Этой встречи.

Дубрава, прижимая к груди сына, медленно направилась к воротам. Князь ее не удерживал. Знал, что эта встреча не последняя.

Вечером в княжеские палаты привели Федора Афанасьевича. Юрий был рад встрече, но вида не показал.