Читать книгу - "Лорд Галифакс: Святой Лис - Моргана Девлин"

Ближе к середине 1930-х гг. в Британии стало развиваться телерадиовещание. Министр финансов Невилл Чемберлен регулярно записывал на камеру свои «бюджетные спичи», тем самым закладывая традицию регулярных обращений правительства к народу. Не желала отставать от развития новых технологий и королевская семья. Было принято решение, чтобы король и королева сделали обращение к школам. Речь для них, естественно, поручили написать сотрудникам министерства образования, и Ирвин настоял на том, чтобы основой упор в ней был сделан на религию. Когда его секретарь робко высказал предположение, что можно обойтись и без этого и что вряд ли короля заинтересуют религиозные намеки, Ирвин жестко ответил: «Я отказываюсь полагать, что мой монарх не понимает кардинальных принципов христианской веры»²⁹⁵.

С Гриффитом Уильямсом Ирвин пытался наладить контакт и даже приглашал его к себе в Йоркшир. Уильямс помнил, как, будучи в Хиклтоне, его руководитель небрежно спрашивал: «Нам нужна здесь церковно-приходская школа. Совет одобрит это? Я хочу, чтобы школа обучала детей слуг и дворецких»²⁹⁶. Уильямс, будучи представителем другого социального слоя, терялся в такой обстановке. Он не знал, сколько дать дворецкому на чай, и в итоге отдал 3 фунта²⁹⁷, тогда как следовало дать всего пять шиллингов. Ирвин таскал его с собой в церковь, и Уильямс поражался интенсивности, с которой его руководитель молился.

Кое-каких успехов все-таки министерство образования с 1932 по 1935 г. при Ирвине добилось. Во-первых, был выпущен национальный обзор образования, по которому распределялись 12 миллионов фунтов. Во-вторых, была успешная попытка повышения квалификации учителей, причем основанная опять-таки на религиозной базе. Два этих потрясающих результата удостоились быть изданы в Белых книгах²⁹⁸ 1933 и 1935 гг.

В Кабинете Ирвин был нужен. Стенли Болдуин и Невилл Чемберлен в его лице имели верного союзника, которому к тому же благоволил премьер МакДональд. И когда министр финансов пытался урегулировать с Соединенными Штатами вопросы военных долгов Британской империи, именно Ирвин стращал других министров тем, что «они не осведомлены по этим вопросам, поэтому лучше остальных должны подчиняться решениям канцлера Казначейства»²⁹⁹.

Нужен был Ирвин и на третьей сессии конференции круглого стола. После двух заседаний это третье должно было стать финальной точкой в выработке будущего Билля об Индии. Трудился над ним в первую очередь Сэм Хор, который с августа 1931 г. был министром по делам Индии. Ирвина привлекли как знающего проблему не понаслышке, да и сам он куда больше интересовался индийским вопросом, нежели образованием, поэтому принимал участие в конференции все пять недель, которые она проходила, начиная с ноября 1932 г.

Это была самая компактная и самая спокойная конференция. Во-первых, на ней отказались присутствовать представители лейбористской партии, ни Эттли, входивший в комиссию Саймона, ни МакДональд и его представители в этой конференции участия не принимали, чтобы не усугублять начавшиеся внутрипартийные противоречия. Во-вторых, на эту сессию не были приглашены члены Индийского национального конгресса. Многие из них, в т. ч. и Ганди, были арестованы новым вице-королем Виллингдоном, который не обладал терпением и хитростью Ирвина, и кампании гражданского неповиновения быстро прекратил насильственным методом. Не было на новой сессии и индийских князей, даже магараджи Альвара, успевшего и на Сэма Хора произвести неизгладимое впечатление заявлениями о том, что произошел от бога Солнца. Из индийских политиков на ней присутствовал уже знакомый нам Сапру и еще тридцать с лишним делегатов. Князья вновь начали колебания относительно проекта Всеиндийской федерации, было понятно, что какие бы законы ни принимала теперь британская власть, провести их в жизнь в Индии будет крайне затруднительно. Тем не менее, как вспоминал Сэм Хор: «Конференция была завершена после пяти недель заседаний, и я мог без задержки начать следующую стадию – подготовку Белой книги, излагающей предложения по круглому столу и по совместному комитету Палаты общин и Палаты лордов, чтобы рассмотреть их. Белая книга была издана в течение трех месяцев после окончания конференции. Это придало жизни сухим костям, оставленным после нескольких лет непрерывающегося обсуждения. Те двести параграфов, содержавшихся в ней, представляли максимум соглашения, какое возможно было заключить между всеми группами индийцев и британцами»³⁰⁰.

Белая книга вышла в свет в марте 1933 г., тогда же и начал работу совместный парламентский комитет, состоявший из шестнадцати участников из каждой палаты, представителей всех партий, а также двадцати представителей британской Индии и экспертов из индийских штатов. Барон Ирвин вошел в него как представитель консервативного крыла Палаты лордов. Комитет заседал вплоть до ноября 1934 г., и по вопросам его работы Ирвин с большим энтузиазмом выступал в Парламенте: «Я признаюсь, что, когда недолго был в Индии, сформировал определенное представление. Представление, поддержанное всем моим прочтением имперской конституционной истории: как только политическое сознание пробудилось, любая структура обязана испытать недостаток политической стабильности и, как можно ожидать, долгое время не будет опираться на согласие»³⁰¹.

Приходилось Ирвину говорить и о собственном прошлом, в частности, о нашумевшем заявлении о статусе доминиона: «Полагаю, что я или кто-либо еще, кого когда-либо призовут представлять короля в Индии, не может надеяться объяснить индийцам привилегию и обязанность быть лояльными короне и Британской империи, если он не в состоянии уверить их, что мы делаем все, чтобы Индия соответствовала этому статусу, несомненно, равному любому другому самоуправляющемуся доминиону»³⁰².

Помимо дел в министерстве образования, в Кабинете и в парламентском комитете по индийскому вопросу, на плечи Ирвина осенью 1933 г. легли еще и новые обязанности – канцлера Оксфордского университета. Это было признанием его академической карьеры. Он был избран в отсутствие любых других кандидатов и приведен к присяге в Шелдонском театре. Церемония проводилась на латыни, с которой у Ирвина всегда были проблемы, но тем не менее он принес подобающую присягу. Одетый в черную, расшитую золотом мантию, которую нес его сын и наследник Чарльз, Ирвин был награжден соответствующими знаками отличия и выступил с речью, в которой отдал должное предыдущему канцлеру лорду Грею и выразил мысль о том, что нужно «избегать безрассудства и необузданности, которые часто узурпируют слово “свобода” и подвергают нас опасности погибнуть у ног диктатора или от рук революционеров»³⁰³. Кроме академической работы, у Ирвина был ряд и религиозных выступлений. Его отец, лорд Чарльз, произнес свою последнюю публичную речь в 1931 г., на собрании Английского церковного союза в Вестминстере, он критиковал разнообразие в манере произнесения мессы и решительно призывал к католическому единству, к тому воссоединению, о котором никогда не переставал молиться: «Разве невозможно преодолеть эти большие трудности, которые так долго отделяли Англию от Римского Престола? По благословению Божьему, для каждого из нас было бы привилегией участвовать в такой славной работе»³⁰⁴. Летом 1933 г. его сын был приглашен на празднование столетия Оксфордского движения, проведенного в Альберт-холле Англо-католическим конгрессом. Ирвин в своей речи разъяснял силу религиозной веры в общественной жизни и осудил попытки противопоставить евангелистское Возрождение Оксфордскому движению, полагая, скорее, что они должны рассматриваться как дополняющие друг друга.