Читать книгу - "Американская сага. Сборник - Гор Видал"

от сидящей женщины, и от энергично марширующего президента. В последнее время Кассини принялся, пожалуй, чересчур тепло целовать на приемах руку Каролины, а Маргарита поблагодарила ее за газетную поддержку. «Так стало трудно, — вздыхая, жаловалась Маргарита, — теперь, когда я дуайенша дипломатического корпуса». После смерти Понсефота Кассини стал старшим главой миссии в Вашингтоне. В качестве его хозяйки дома Маргарита первой являлась на все официальные сборища, а тем временем дочь президента вопреки отцу подружилась с Маргаритой, и все потому, как выяснила Каролина, что президент запретил ей купить тот красный автомобиль; тогда Элис стала ездить на машине русского посла. Прошлым летом Элис и Маргарита, как полярные исследователи, под шумное одобрение публики проехали до Ньюпорта, хотя и к ужасу шарахающихся с дороги пешеходов и других автомобилистов. После сегодняшней аварии Каролина была убеждена, что в отношениях Элис и Маргариты произойдет перемена погоды. Кассини больше не даст им свою машину, а японцы одолеют Россию. Случайные связи, как любил говорить Брукс Адамс.

— Что мне надеть завтра в английское посольство? — спросила Элис, открывая сумочку и доставая сигаретницу; как лихой клубный завсегдатай, она закурила. При виде этого Каролина всякий раз испытывала шок и однажды сказала об этом.

— Но ведь теперь, когда я закурила, — заявила Элис, — все будут делать то же самое.

— Но ты же не куришь под крышей отца своего.

— Я курю в окно, с этим он примирился. Так что мне надеть?

— Темно-синий вельвет с кружевным воротником… — начала Каролина.

— Я больше не одолжу тебе мои соболя. — Маргарита разламывала шоколад, извлекая мягкую начинку.

И миссис Рузвельт, и Элис обожали изобретать затейливые наряды, которые им не принадлежали, а затем давали пресс-секретарям Белого дома описания этих сказочных платьев, о которых с замиранием сердца будут писать во всех газетах на страницах, отведенных светской жизни. Ни та, ни другая не могли себе позволить дорогие наряды; из них двоих Элис была несколько состоятельнее. Когда Каролина раскусила эту ведущуюся в Белом доме игру, Элис попросила ее помочь выдумывать наряды, которые Каролина описывала потом на страницах «Трибюн» к вящему изумлению тех, кто на самом деле видел, что было на двух рузвельтовских дамах.

Служанка на все руки внесла поднос с чаем. Каролина собиралась перебраться в дом побольше и нанять то, что Эпгары назвали бы настоящим штатом прислуги, но долги Джона поглотили ее годовой доход; к счастью, газета начала, хотя и скромно, но процветать, и она могла позволить себе достаточно удобную жизнь в качестве миссис Сэнфорд из Джорджтауна, но не подлинной миссис Сэнфорд, которой она станет не раньше 5 марта 1905 года, ровно через пятнадцать месяцев. Того хуже, она подозревала, что у Джона есть еще долги, о которых он не рассказал. Но еще хуже, она подозревала, что Блэз знал, насколько несостоятелен ее неожиданный жених, то есть муж, потому что предложил совсем недавно продать ему «Трибюн», если она к этому расположена. Она не была расположена, сказала она ему, и вместе со всем Вашингтоном смотрела, как обретает форму его дворец на Коннектикут-авеню, соперничающий своим мраморным великолепием с дворцами на Дюпон-серкл, где правили Лейтеры, а теперь Паттерсоны[323], чья дочь Элеонора, известная под прозвищем Сисси, неугомонная девятнадцатилетняя особа, появилась под руку с самым элегантным членом палаты представителей Николасом Лонгвортом[324] из Огайо, рано облысевшим щеголем лет за тридцать. Один день говорили, что он женится на Маргарите Кассини, на следующий — на Элис Рузвельт, а еще через день — ни на ком, «потому что он, поведала его мать газетчикам, прирожденный холостяк».

Каролина разливала чай, поддерживала разговор, в чем в общем-то не было необходимости в присутствии Элис, которая говорила без умолку, особенно когда испытывала вдохновение позлословить, а Лонгворт в настоящий момент был ее мишенью. Пока Маргарита заливалась румянцем на свой татарский манер, а Элис довольно грубо высказывалась о палате представителей, Сисси Паттерсон делилась с Каролиной своими проблемами. Лицо Сисси было похоже на мордочку рыжего пекинеса с маленьким розовым носом; похожи были и заплаканные глаза.

— Я рыдала на плече Ника, — прошептала она Каролине.

— Поляк?

— Поляк. Не могу поверить, что мать так со мной поступает.

— Но он красив…

— Не думаю, что меня интересуют мужчины, — сказала Сисси, посмотрев на Каролину так, что новая мать и новая женщина почувствовала себя не в своей тарелке; это был взгляд мадемуазель Сувестр.

— Ты к ним привыкнешь. Конечно, они слишком велики — в большинстве ситуаций. — Каролина с любовью вспомнила Джима, который приходил к ней каждое воскресенье после верховой прогулки вдоль канала. От него всегда пахло лошадью. Она настолько связывала секс с лошадьми, что предложила однажды как-нибудь в воскресенье прислать ей лошадь, а самому отправиться домой к Китти. Это его шокировало.

— Не в том дело. По крайней мере так мне кажется. Конечно, я девица.

— Конечно, — сказала Каролина. — Мы все через это прошли. Такие счастливые беззаботные дни.

— Не уверена насчет «счастливые». Но Йозеф под большим впечатлением от моей невинности. Похоже, что в Европе этого днем с огнем не сыщешь.

— Очень большая редкость. — Каролина изо всех сил старалась быть любезной. Дядюшкой Сисси был Роберт Маккормик[325], семья жены которого издавала чикагскую «Трибюн», и он жаждал купить каролинину «Трибюн». Брат Сисси, Джо Паттерсон, работал репортером в дядиной газете, и по некоему закону природы Паттерсоны начали тянуться к Сэнфордам; типографская краска связывает не хуже крови. Сисси одолевали литературные мечтания, она будет писать романы, говорила она, и тут же утащила последний роман Генри Джеймса «Послы» с надписью Генри Адамсу, который рекомендовал Каролине его прочитать; она перестала читать беллетристику теперь, когда она сама, газетный издатель, стала одним из главных поставщиков этого скоропортящегося продукта.

— Он очень нудный. — Сисси научилась говорить то, что говорили все остальные, за одно-другое мгновение до того, как абсолютная банальность обращала в прах даже расхожую мудрость. Поэтому ее считали умной.

— Он получит миллион, — прошептала она на ухо Каролине, одновременно отправляя в рот один за другим специальные тонкие шоколадки Хайлера в форме листьев.

— Князь Гижицкий?

Сисси кивнула с трагическим выражением лица и полным ртом шоколада.

— Я считаю, что это справедливо, — задумчиво сказала Каролина. — В Европе невеста приносит деньги, а муж — титул, имя и замок. Как насчет замка?

— В Польше. — Сисси вздохнула. — Он меня не любит.

— Зачем же выходить за него?

— Мать хочет, чтобы я стала княгиней. Отец, разумеется, заплатит. Но это очень не по-американски — покупать мужа.

— Быть может, это не по-американски, но американцы делают это