Читать книгу - "Артур Артузов. Ас разведки и контр-шпионажа - Юрий Ленчевский"

На польской стороне безопасность «гостей» с востока в помощь Савинкову (и собственному начальству, разумеется) обеспечивал капитан Секунда, возглавлявший на этом участке пограничную экспозитуру.

В Польше Зекунова и Мухина встретили на высшем уровне. Было созвано специальное заседание Варшавского комитета НСЗРС (после вынужденного отъезда в Париж Савинкова, в Польше формально осталось не руководство Союза, а лишь его территориальный комитет). Мухин сделал подробный доклад о деятельности ЛД, особенно подчеркнул ее возможности. Сообщил, что в организации нет единого мнения о необходимости слияния с Союзом.

Связалась с Мухиным и польская разведка. В итоге она получила кое-какую изготовленную в ОГПУ информацию, а Мухин — возможность свободного передвижения по Польше в любое время.

Теперь уже наступал черед чекистов проявить «гостеприимство». Сотрудники ОГПУ в Минске, Москве и других городах, в частности Ян Крикман, сделали все, чтобы у Фомичева сложилось представление о ЛД как мощной, хорошо законспирированной контрреволюционной организации. Устроили ему и встречу с руководителями ЛД. На ней присутствовал и сам Артузов, конечно, под псевдонимом — Никита Никитович. На оробевшего Фомичева он произвел сильное впечатление своей твердостью и масштабностью личности.

На этой встрече, чрезвычайно важной для дальнейшего развития операции и достижения конечной цели — вывода Савинкова, Фомичев из кожи лез, убеждая руководство ЛД в нежелательности объединения. Фомичев увидел, что «организация» идет на контакт неохотно. Представитель «организации» (Артузов) откровенно заявил Фомичеву, что он не видит в савинковской организации реальной силы, слияние двух неравных сил едва ли целесообразно. Тогда Фомичев логическим ходом событий вынужден был заявить: «Давайте встретимся с Борисом Викторовичем Савинковым, а там видно будет. Эта установка создала для нас чрезвычайно выгодное положение, ибо приглашение о поездке в Париж выдвигали не мы, а противная сторона».

Фомичев вернулся в Варшаву, затем выехал в Париж и обстоятельно доложил о результатах поездки самому Савинкову. В итоге ЛД получила почти официальное приглашение, подтвержденное самим Борисом Викторовичем, выслать своего полномочного представителя в столицу Франции.

Теперь уже не только Менжинский и Артузов, но и лично председатель ОГПУ инструктировали Федорова. Такую встречу — с одним из руководителей всей контрреволюции в его собственном логове — чекисты готовили впервые. Удержаться от волнения было трудно даже Железному Феликсу. Оперативная идея оставалась прежней, поправки вносились с учетом лишь одного чрезвычайно важного обстоятельства: Федорову предстоял разговор с исключительно умным, обладающим волчьей интуицией, беспощадным врагом.

Дождливой июньской ночью Мухин перешел границу. Немного отдохнув на вильненской квартире Фомичева, он сразу же выехал вместе с ним в Варшаву, к тамошнему представителю Савинкова, идеологу движения, профессору Дмитрию Владимировичу Философову.

Еще после майской поездки в Варшаву вместе с тем же Фомичевым Зекунов информировал Артузова: «Философовым получено от Бориса Савинкова письмо, в котором тот писал, что в ближайшее время в связи с обострением международного положения можно надеяться на улучшение материального и финансового положения савинковской группы. На заседании областного комитета в Варшаве было признано необходимым командировать Фомичева и представителя московской организации в Париж для доклада и дальнейших переговоров с самим Савинковым о продолжении работы, для чего представитель организации ожидается в Вильно 3–5 июня 1923 года. С технической стороны поездка в Париж препятствий не встретит, так как шеф (Савинков) обещал устроить заграничные паспорта, а Философов немедленно получит визы, так что свидание с Савинковым может состояться числа 12 июня, о чем он будет предупрежден Философовым заранее».

Таким образом, обстановка была просчитана Артузовым абсолютно точно. Встреча Мухина с Савинковым в Париже состоялась.

Как-то на очередную встречу заявился молодой, лет тридцати пяти, блондин мощного телосложения с красивым, но чрезвычайно жестоким лицом. Немалых усилий стоило Андрею Павловичу выдержать его немигающий взгляд. Это был полковник Сергей Эдуардович Павловский, в прошлом офицер 2-го лейбгусарского Павлоградского полка. Банды Павловского в 1921–1922 годах терроризировали приграничные районы Белоруссии. Павловский отличался безудержной храбростью, собачьей преданностью Савинкову и чудовищной жестокостью. Если и можно было о ком сказать, что у него руки по локоть в крови безвинных людей, так это о Серже Павловском.

Савинков подверг Федорова мягкому, вежливому, можно сказать великосветскому, но тем не менее самому настоящему допросу с множеством «сюрпризов» — хорошо замаскированных ловушек, которые чередовались с последними французскими анекдотами и ядовитыми характеристиками деятелей белоэмигрантских кругов.

Федоров не попался ни на одну из уловок Савинкова, не дал ему повода в чем-то усомниться.

А вот отзыв о Федорове самого Савинкова: «Я, старая революционная крыса, прощупал Андрея Павловича со всех сторон. Это просто новый тип, народившийся при большевиках и нам еще неизвестный».

Там в Париже Федоров встретил в ресторане Сиднея Джорджа Рейли-Розенблюма, злейшего врага советского государства. О нем в нашей книге рассказано более чем достаточно. С Рейли была его жена (говорили, четвертая по чету) Пепита Бобадилья.

На заключительной встрече Федоров официально по поручению своей организации предложил Савинкову возглавить объединенный центр Народного союза защиты родины и свободы и «Либеральных демократов», подразумевая при этом, что руководство будет не дистанционным — из Парижа, а непосредственным — из Москвы.

Савинков предложение принял, но принципиальный вопрос о приезде в СССР оставил пока открытым.

Савинков, никого не предупредив, послал в СССР своего эмиссара. И не кого-нибудь из гражданских сотрудников своего штаба, а полковника Павловского. О прибытии Павловского Шешеня сообщил помощнику начальника КРО ОГПУ Сергею Васильевичу Пузицкому, игравшему роль второго лидера ЛД и руководителя военного отдела, профессора артиллерийской академии комбрига Новицкого. Кроме проверки Павловский должен был от имени Савинкова устранить разногласия в ЛД.

Прежде чем явиться в Москву, Павловский устроил бандитский налет на советскую территорию, с боем прорвался через границу, вошел в Демьянск, ограбил почту, остановил поезд и обобрал пассажиров. Как всегда, грабежи сопровождались зверскими убийствами коммунистов, советских работников, просто мирных жителей — для устрашения.

Павловский не Фомичев, действия которого можно было контролировать, а им самим незаметно, но твердо управлять. Павловский был опасный бешеный зверь, способный натворить много бед. В разговорах с Шешеней (а затем и с сотрудниками Артузова) он не скрывал, что подозревает ЛД в контактах с ОГПУ.

Телохранителя Павловского, выполнявшего в банде и функции палача, Аркадия Иванова, на улице взял любимец КРО, добродушный богатырь Гриша Сыроежкин. В молодости Григорий серьезно занимался самым популярным в России до революции видом спорта — французской борьбой. Он наверняка достиг бы чемпионских высот, если бы в одной из схваток не сломал руку, кость срослась неправильно, и с карьерой профессионального борца пришлось расстаться. Но ни один «нормальный» мужчина сладить с Гришей не мог.