Читать книгу - "Мировая история на пальцах. Для детей и родителей, которые хотят объяснять детям - Сергей Нечаев"

Что касается «свирепой охраны», то ее практически не было. Гарнизон Бастилии состоял из 82 солдат-ветеранов (инвалидов) при 13 пушках, к которым 7 июля добавились 32 швейцарских гренадера из полка барона де Салис-Самада под командованием лейтенанта Луи де Флюэ.

* * *

Удивительно, но такое достаточно человечное отношение в этом «исправительном учреждении» почему-то не помешало французам люто ненавидеть Бастилию. А вот две другие тюрьмы, Бисетр и Шарантон, где умирали с голоду и тонули в грязи настоящие политзаключенные и уголовники, никто в 1789 году и пальцем не тронул.

Связано это с тем, что революционные агитаторы (масоны) умышленно распаляли страсти, утверждая, что подвалы Бастилии полны громадных крыс и ядовитых змей, что там годами томятся закованные в цепи «политические», что там есть камеры для пыток и т. д. и т. п.

Разумеется, все это было вымыслом.

Один из очевидцев потом вспоминал, что в ночь на 14 июля «целые полчища оборванцев, вооруженных ружьями, вилами и кольями, заставляли открывать им двери домов, давать им пить, есть, деньги и оружие». Практически все городские заставы были захвачены ими и сожжены.

Потом, в течение двух суток Париж был разграблен, хотя несколько разбойничьих шаек удалось обезоружить и кое-кого даже повесили. Когда король Людовик XVI узнал о происходившем, он спросил у герцога де Ларошфуко:

— Это бунт?

— Нет, сир, — ответил ему герцог, — это революция.

Что касается рядовых парижан, то они повели себя весьма легкомысленно, и на призыв Камилла Демулена идти на Бастилию откликнулось всего примерно 800 человек.

* * *

Как уже говорилось, 49-летнему коменданту Бастилии Бернару-Рене Журдану, маркизу де Лонэ, предложили открыть ворота и сдаться.

После отрицательного ответа коменданта народ двинулся вперед. Мятежники легко проникли на первый наружный двор, а потом двое молодых людей, Даванн и Дассен, перебрались по крыше парфюмерной лавки на крепостную стену, примыкавшую к гауптвахте, и спрыгнули во внутренний (комендантский) двор Бастилии. Обен Боннемер и Луи Турне, отставные солдаты, последовали за ними. Вчетвером они перерубили топорами цепи подъемного моста, и он рухнул вниз с такой силой, что подпрыгнул от земли чуть ли ни на два метра. Так появились первые жертвы: один из горожан, толпившихся у ворот, был раздавлен, еще несколько человек — покалечены. После этого народ с криками ринулся через комендантский двор ко второму подъемному мосту, непосредственно ведшему в крепость.

Маркиз де Лонэ, отлично понимая, что ему нечего рассчитывать на помощь из Версаля, решил взорвать крепость. Но в то самое время, когда он с зажженным фитилем в руках хотел спуститься в пороховой погреб, два унтер-офицера, Бекар и Ферран, бросились на него и, отняв фитиль, заставили созвать военный совет. Дело в том, что гарнизону с высоты стен показалось, что на них идет весь миллионный Париж. И инвалиды, с самого начала выражавшие недовольство комендантом, заставили маркиза де Лонэ согласиться на капитуляцию. Затем был поднят белый флаг, и, несколько минут спустя, по опущенному подъемному мосту толпа восставших проникла во внутренний двор крепости, грабя по пути конюшни, каретные сараи и кухни, относившиеся к крепостному хозяйству. Чтобы остановить этот грабеж, солдаты дали по мародерам один (и единственный) выстрел из пушки.

Но, по сути, Бастилия сдалась без боя. Это — исторический факт, не подлежащий сомнению.

«Бастилия была взята не приступом, — свидетельствует пехотный офицер Жакоб Эли, — она сдалась еще до атаки. Она сдалась, заручившись моим обещанием от имени народа, что никому из сдавшихся не будет причинено никакого зла».

Он же потом отмечал, что осаждавших было всего 800–900 человек, но площадь перед Бастилией и все прилегающие улицы были заполнены любопытными, которые сбежались смотреть на интересное зрелище.

Канцлер Этьенн-Дени Пакье, бывший в 1789 году советником парламента, потом написал в своих «Мемуарах»: «То, что называют «боем», не было чем-то серьезным: сопротивления практически не было никакого… На самом деле, это «сражение» ни на миг не испугало многочисленных зрителей, собравшихся, чтобы посмотреть на результат… Среди них находилось много весьма элегантных дам, и они, чтобы было удобнее смотреть, оставили свои кареты на большом расстоянии. Я был с мадемуазель Конта из «Комеди-Франсэз», и мы оставались до самой развязки, а потом я проводил ее до экипажа».

* * *

Развязка наступила в пять часов вечера. До этого времени число жертв составило около десятка человек, что выглядело вполне «нормально» по меркам тогдашнего неспокойного времени. Командир гвардейской роты, первой вошедшей на территорию Бастилии, собрался принять капитуляцию, но был смят толпой, которая рвалась разграбить все, что попадалось под руку, и казнить всех, кто встречался на пути. Солдатам не удалось сдержать напор мародеров, и многие «защитники» Бастилии были убиты.

Над комендантом Бастилии восставшие учинили зверскую расправу. Аббат Лефевр, очевидец этой расправы, потом свидетельствовал, что маркиз де Лонэ «защищался, как лев». Желая избавиться от мучений, он ударил одного из нападавших и крикнул:

— Пусть меня убьют!

Эти его слова прозвучали как последний приказ, и его подняли на штыки, вопя: «Это чудовище предало нас! Нация требует его головы!» Но его не убили сразу, а поволокли в Ратушу. Дальнейшие события описывает историк Томас Карлейль: «Его ведут сквозь крики и проклятия, сквозь толчки и давку и, наконец, сквозь удары!.. Несчастный де Лонэ! Он никогда не войдет в Ратушу, будет внесена только его окровавленная коса, поднятая в окровавленной руке, ее внесут как символ победы. Истекающее кровью тело лежит на ступенях, а голову носят по улицам, насаженную на пику. Омерзительное зрелище!»

Таким образом, ненавистная Бастилия пала под ударами «восставшего народа», взорам которого представилось удивительное зрелище…

Какое же?

Всего семь находившихся там заключенных…

* * *

Кто же это были?

Четверо из них (Жан Бешад, Бернар Лярош, Жан Лякорреж и Жан-Антуан Пюжад) были мошенниками и сидели за подделку финансовых документов.

Граф де Сулаж был помещен под арест в 1782 году — за «устроенный дебош» и «чудовищное поведение» (по-видимому, речь шла об инцесте) по требованию своей же семьи, которая неплохо платила за то, чтобы иметь гарантию того, что распутник просидит в Бастилии, как можно дольше.

А еще двое — Огюст-Клод Тавернье и некий Уайт (он же граф де Мальвилль, он же Джеймс-Фрэнсис Уайт, ирландский дворянин, ставший офицером французской армии) — были психически больными, причем первый из них утверждал, что лично убил короля Людовика XV, а второй — принимал себя за Цезаря и говорил на латыни. Место им было явно не в Бастилии, а в клинике Шарантон.

В некоторых источниках утверждается, что был освобожден и знаменитый маркиз де Сад, но это полная ерунда — он был еще в июне переведен в упомянутый Шарантон, а посему 14 июля не мог быть освобожден народом в качестве «жертвы королевского произвола».