Читать книгу - "Перл-Харбор. Ошибка или провокация? - Сергей Зубков"

Заключительным этапом подготовки Мюнхенской капитуляции стала встреча Чемберлена с А. Гитлером в Берхтесгадене, которую Хэлл в интервью «Нью-Йорк таймс» назвал «исторической»^[277]. Вашингтон давал не двузначно понять, что полностью одобряет линию Лондона.

24 сентября Буллит позвонил из Парижа Рузвельту и предложил обратиться с посланием к европейским державам прислать в Гаагу своих представителей для проведения переговоров по мирному урегулированию^[278]. Буллит предлагал президенту выступить в роли арбитра в европейских делах. 25 сентября в Госдепе подготовили текст послания, которое было вручено МИД Германии 26 сентября. Рузвельт призывал Гитлера воздержаться от применения силы и продолжить переговоры, говоря о возможности найти «мирное, справедливое и конструктивное решение спорных вопросов», а также указывая на то, что «экономическая система каждой втянутой в войну страны будет неминуемо потрясена, а ее социальная структура может рухнуть»^[279]. Это же послание было направлено президенту Чехословакии Бенешу и премьерам Франции и Великобритании.

Дипломатические миссии США за рубежом 27 сентября получили инструкции придерживаться курса на мирное урегулирование. В тот же день Рузвельт обратился с личным посланием к Муссолини, убеждая последнего уговорить Гитлера не прибегать к военной силе, т.к. «конфликт будет бедствием для миллионов мужчин, женщин и детей Европы...». 28 сентября Рузвельт направил телеграмму аналогичного содержания непосредственно А. Гитлеру^[280]. 28 сентября были направлены инструкции Грю, Хэлл предложил ему обратиться к министру иностранных дел Японии, чтобы тот повлиял на своих немецких «друзей», и они не применяли силу.

В ночь с 29 на 30 сентября 1938 г. в Мюнхене было подписано соглашение между правительствами Англии, Германии и Франции, которое удовлетворяло германские притязания. Судетская^[281] область отошла к Третьему рейху. В Вашингтоне пришли к выводу, что ситуация в Европе стабилизировалась. Однако Рузвельт нем преминул воспользоваться сложившейся ситуацией. Американские газеты всячески критиковали и ругали Мюнхен. В головы граждан США отчетливо вколачивалась идея о противостоянии агрессии. Администрация, а точнее президент, стремился сломить дух изоляционизма. И его усилия приносили плоды: в соответствии с опросом журнала «Форчун», только 11,6% американцев сочли мюнхенское соглашение приемлемым, а 76,2% респондентов уверовали, что США примут участие в войне в Европе (за полтора года до этого — 22%)^[282]. Общественное мнение менялось именно в ту сторону, которая была выгодна Рузвельту.

В личных посланиях Рузвельт высоко оценил работу своих дипломатов — Буллита и Кеннеди, поздравив их с «успешной работой»^[283]. Он действительно считал Мюнхенское соглашение шагом в мирном направлении, хотя, возможно, наоборот, он отдавал себе отчет, что это самый важный шаг по направлению к войне в Европе. Войне, которая будет безусловно выгодна США, как Первая мировая сделала Америку безусловным экономическим лидером — Вторая сделает ее политическим.

Рузвельт абсолютно точно для себя определил, что продолжение политики умиротворения может привести лишь к войне еще в октябре 1938 г. Мюнхен стал последней остановкой, после которой президент уже не собирался следовать в фарватере английского кабинета. Тогда он сказал одному из своих ближайших помощников Г. Икесу, что если Чемберлен продолжит политику умиротворения Германии и в колониальном вопросе, заставит следовать таким же курсом Францию и они уступят Германии о. Тринидат и о. Мартинику, то немцы получат опорные базы у американского побережья. На такие уступки Рузвельт идти не собирался: «Если это случится, к островам будет немедленно направлен американский флот, чтобы занять их»^[284]. В Европе вожжи были отпущены, но подпускать потенциального агрессора к своим берегам он не собирался. Параллельно президент решил несколько расширить свои полномочия во внешнеполитических делах. Он чувствовал приближение грозы. В январе 1939 г. Рузвельт предложил Конгрессу пересмотреть законы о нейтралитете, т.к. они оказывают «содействие агрессору» и могут «лишить помощи жертву агрессии»^[285]. Но пока Мюнхенское соглашение действовало, оставалась ощутимая надежда на сохранение мира в Старом Свете.

Спокойное настроение в Вашингтоне продлилось недолго, 16 марта 1939 г. германские войска вторглись в Богемию и Моравию, оккупировали Прагу, а болгарские войска — Карпатскую Украину. Это означало конец чехословацкой государственности. Попытки Англии, Франции и США апеллировать к договорам, а также усмирить Гитлера дипломатическим путем провалились. Берлин просто не обращал на них внимания. Мюнхенское соглашение рухнуло, а правительство Великобритании было дискредитировано^[286] .

Теперь в Вашингтоне окончательно осознали неизбежность европейской войны. 14 апреля Рузвельт официально отреагировал на раздел Чехословакии, обратившись с посланием к Гитлеру и Муссолини, прямо обвинив их в агрессии и призвав дать гарантии 31 государству. Однако в Берлине на американский демарш не обратили внимания, там уже раскручивалась пружина другого конфликта. Весной 1939 г. Гитлер начал разыгрывать польскую карту.

Из великих европейских держав к тому моменту лишь Советский Союз не имел четких дипломатических и военных обязательств. Франция и Великобритания предприняли вялую попытку сколотить антигерманский блок. Весной — летом 1939 г. проходили англо-франко-советские переговоры о создании коалиции, Английское правительство осознавало свою слабость в «отсутствии могущественного союзника», однако Н. Чемберлен отнюдь не стремился к заключению альянса с СССР^[287], видимо, предполагая на роль союзника США. В то же время близкий к английским правительственным кругам Д. Кеннеди считал, что Англия и Франция не пойдут на войну с Германией из-за Польши, т.к. следующим объектом гитлеровского нападения станет СССР^[288]. Возможный вариант продолжения прежнего курса читался довольно легко — отдать агрессору Польшу и Советский Союз в обмен на собственную безопасность.