Читать книгу - "В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС - Хендрик Фертен"

Следует заметить, что между войсками СС и вермахтом возникло определенное непонимание, когда командование последнего, борясь с партизанским движением, стало предпринимать меры, в том числе против мирных жителей. Даже мы, рядовые бойцы СС, видели, что подобная эскалация насилия сыграет на руку не нам, а партизанам. Тем не менее среди руководства оккупационных властей было немало и здравых людей, которые стремились к нахождению взаимопонимания с местным населением и не следовали неадекватным предписаниям германского Министерства восточных территорий.

Одним из таких людей был генеральный комиссар Крыма Альфред Фрауэнфельд. Будучи убежденным национал-социалистом и высокообразованным человеком, он управлял вверенной ему территорией настолько грамотно, что мог перемещаться по ней на сотни километров без защиты войск. Он относился к людям, населявшим Крым, с уважением и делал все, чтобы понять их менталитет, интересы и нужды. Поэтому и местные жители относились к нему с уважением. За время своего руководства Крымом Фрауэнфельд поднял экономику этой территории на высокий уровень, какого прежде не было на этой территории.

Полную противоположность ему представлял рейхс-комиссар Украины и гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох, проявлявший на подчиненной ему территории Украины крайнюю жестокость и совершенно не учитывавший интересы местного населения. В целом приходится признать, что Германия не воспользовалась своим шансом на Востоке. Ряд немецких экспертов высказывали разумные соображения по спасению ситуации, но их предложения по изменению политики оккупационных властей начали реализовываться лишь тогда, когда Красная Армия взяла Будапешт.

Но вернусь к военной зиме 1941/42 года. Несмотря на приказ «удерживать позиции любой ценой», над немецким вермахтом нависла угроза повторить судьбу армии Наполеона. Фронт был прорван, и Красная Армия удерживала инициативу на юге. Ценою невероятных усилий любимец Сталина генерал Жуков остановил наступление на Москву в конце января. План «Барбаросса» был сорван, и в наибольшей степени в этом были виноваты четыре долгих, бесконечных месяца суровой русской зимы. В марте снова повторились ужасные метели, но за ними последовала оттепель. После чего все дороги снова превратились в болото.

«К концу зимы лица наших бойцов стали постаревшими от потрясений, которые они переживали каждый день. Их кожа из-за морозов приобрела нездоровый оттенок. Точно так же выглядели и солдаты противоположной стороны. Внешняя разница состояла только в униформе, надетой на них, и в языке, на котором они говорили», — писал в своем дневнике лейтенант Вольфганг Пауль.

Тем не менее нас, добровольцев, поддерживало убеждение, что мы воюем за правое дело. Мы воевали за Европу и не против жителей Советского Союза, а за них. Недаром же папа Пий XII охарактеризовал действия войск СС, состоявших из смеси датчан, финнов, норвежцев, голландцев, бельгийцев, швейцарцев и французов, как «защиту основ христианской культуры»^[13]

У нас за спиной были огромные расстояния, которые мы преодолели, двигаясь к фронту, в комфортабельных поездах и в товарных вагонах, в транспортных самолетах и в грузовиках, на танках и на тройках, а также пешком. Подобно военному поколению Германии, мы все делили одну судьбу, которая свела нас друг с другом настолько близко, что только огонь сражения мог разделить нас. Мы не нашли ни приключений, ни лавровых венков победы. Вместо всего этого нам достались вши, грязь, жестокие морозы и смерть. В неописуемых лачугах, где нас порою оказывалось до двадцати человек, мы дожидались очередных приказов. Мы вжимались в землю на своих позициях под огнем врага. Ночью мы часами ждали в засаде русских бойцов, которые ориентировались в темноте почти как при дневном свете, и каждая минута казалась нам вечностью. Мы мало отдыхали и в другие ночи, когда наш тревожный, нервный сон то и дело прерывался из-за атак врага. Держа палец на спусковом крючке, мы вдыхали едкий запах горящих деревень. Но огонь нес не только смерть, но и спасение. Чтобы согреться, мы, когда представлялась возможность, разводили костры.

Во время маршей мы не замерзали только за счет того, что двигались, изнемогая от усталости. Но если по пути нам удавалось на несколько минут присесть возле горящего дома, чтобы передохнуть и погреться от пожара, мы потом с огромным трудом находили в себе силы, чтобы идти дальше. Нам приходилось находиться под открытым небом в тридцати-, а то и в сорокаградусные морозы. Для армии того же Наполеона в 1812 году уже мороз в двадцать пять градусов оказался фатальным. Впрочем, и мы были живыми людьми, а потому при каждой возможности искали себе убежище среди этой Богом забытой земли. Любая землянка и самая нищая лачуга давала нам хоть какое-то спасение от безжалостной русской непогоды. Голые равнины этой страны с бесконечными горизонтами и холодным небом, нависающим над ними, побеждали нас, когда мы выигрывали сражения у армии противника.

Но мы продолжали сражаться на этой несчастной земле, изувеченной ужасами большевизма и отрезанной от всего остального мира. Мы делали все, что могли, чтобы разрушить жестокую империю Сталина.