Читать книгу - "Три влечения Клавдии Шульженко - Глеб Скороходов"

У нас к Вам большая просьба. Если возможно, пришлите Вашу фотографию. Она вместе с нами будет участвовать в боях, вливать в нас еще больше силы.

Привет Вашему дружному коллективу и товарищам в Вашей полезной работе!

С красноармейским приветом

Антонов И.Я.,

Тереньев П.А.

Медиокритский Н.В.

Наш адрес: ППС 956, Стрелковый полк 1072, 2 батальон, 4-я рота.

7 IX-1942 г.».

Клавдия Ивановна перечитывала письма, что я отобрал для книги «Когда – вы спросите меня».

– Постойте! – вдруг воскликнула она. – А где же треугольник из эвакогоспиталя от летчика Ростислава Родионова?! Он писал, что его самолет подбили над немцами, оказаться у них в плену – страшнее смерти. И Родионов поймал волну радиомаяка, по которому шли мои песни. Летел на честном слове и на одном крыле, боялся, не дотянет до наших, но мой голос помог! Только вот ноги ему в госпитале ампутировали. Я запомнила его письмо наизусть.

– Эта очень похоже на фильм 1943 года «Воздушный извозчик». Только там Жаров летел на голос своей жены Целиковской, за которую пела Надежда Казанцева, и остался с ногами, – вспомнил я.

– Ну и что же! Вы просто не знаете, что в войну маяки работали на всех аэродромах. Летчики знали их волну и летели, слушая пластинки, что звучали круглосуточно. И конечно, не только с моими песнями. Ничего удивительного, что об этом сделали фильм.

Я нашел не менее трех десятков писем о «Синем платочке». И хотя о нем все сказано, приведу еще одно, очень показательное. Оно, как и большинство остальных, пришло после фильма «Концерт фронту». Картину крутили мобилизованные киномеханики, разъезжая по фронтам с видавшей виды передвижкой, показывающей, как ясно из письма, картину так, что было не только не видно, но и не слышно.

«Наш боевой привет, т. Шульженко!

Отмечая праздник, День Конституции, в числе бойцов и командиров наша боевая группа в 7 человек имела возможность посмотреть кинофильм «Концерт фронту», в котором Вы участвуете. Ваш «Милый платочек» нас очаровал. Каждый из нас готов его разучить, но беда – не знаем слов доподлинного содержания. Пытались записать, но в силу фронтовых условий это было невозможно. Мы просим Вас прислать нам «Милый платочек» в полном содержании. Надеемся, что просьба наша для Вас не будет трудно исполнением просимого на бумаге.

Будем ждать по адресу: 239 полевая почта, часть 365.

Желаем Вам успехов!

По поручению семерки

Голышев Василий Васильевич.

7 XII. 1942 год».

Каждое из писем с фронта достойно внимания. Треугольники с обратным адресом «Полевая почта», позднее – ППС (Полевая почтовая станция) – ответ на риторический вопрос поэта: «Кто сказал, что надо бросить песни на войне?» Люди просили текст того же «Платочка», чтобы петь его. Им нужна была песня немного грустная, но с надеждой, что «кончится время лихое».

Ну а после войны? Шульженко много гастролировала по стране, и обычно оттуда, где она пела, шли письма зрителей. Конвертов с зарубежными штампами почти нет. По предложению Политуправления Клавдия Ивановна выступала перед «ограниченным контингентом» наших войск, стоящих в Венгрии, ГДР – странах соцлагеря. В мире капитализма ей побывать не удалось. Она получала персональные предложения от импресарио с мировым именем Катакрикса, Сола Юрока, но тем шли ответы от Госконцерта: «В связи с большой загруженностью концертами и плотным графиком выступлений…»

– Вам надо самой связаться с госконцертными работниками, – советовали ей певцы с опытом, – поговорить с ними по душам, намекнуть, что без подарков они не останутся, посулить блага.

Сулить Шульженко не умела, не хотела, считала это ниже своего достоинства. Не умела унижаться, вымаливая что-либо для себя.

Один пример, показательный и характерный для Шульженко. Когда Додик (Давид Владимирович Ашкенази) попросил получить для него разрешение у Фурцевой, возглавлявшей Министерство культуры, на получение «Волги», Клавдия Ивановна пришла на прием к министру. Ровно в 10 утра, как ей было назначено.

Не знаю, какие сложности обрушились в то время на Екатерину Алексеевну, но знающие люди предупредили Шульженко: если она до 11 утра на прием не попадет, надеяться не на что: министр будет уже не в форме. Шульженко просидела в предбаннике 40 минут.

– Что, у Екатерины Алексеевны кто-то есть? – спросила секретаря.

– Нет, – ответила та, – она занята. Вам сказано – ждите!

– Передайте ей, что министру культуры не хватает знания элементарных норм поведения! – взорвалась Шульженко и покинула «зал ожидания».

Секретарь точно выполнила ее просьбу. Буквально через неделю в Колонном зале был юбилейный вечер Эдуарда Колмановского. Президиум во главе с Фурцевой расположился на этот раз прямо на сцене, с правой ее стороны, Клавдия Ивановна приготовила несколько песен Эдуарда Савельевича, в том числе «Голубоглазого мальчика» и «Вальс о вальсе». Но как только объявили: «Поет Клавдия Шульженко», Фурцева демонстративно поднялась и покинула сцену. Шульженко, будто не заметив демарша, пела с воодушевлением, вызвала овацию зала, а затем вручила композитору букет и расцеловала его. И лишь она удалилась за кулисы, Екатерина Алексеевна, как ни в чем не бывало, снова заняла свое место. Выглядело это, мягко говоря, некрасиво. Не думаю, что из-за этого Шульженко перекрыли доступ «за бугор». Великую силу – радио перекрыть было труднее. Клавдию Ивановну слушали во многих странах. И, судя по письмам, любили.

«Люблин, 15.1.58.

Дорогая пани Клавдия!

Мне приятно сообщить Вам, что я принадлежу к числу самых горячих Ваших почитателей. Каждую свободную минуту я слушаю передачи Московского радио на польском языке, надеясь услышать Ваш голос. Выполняя мою просьбу, недавно передали в Вашем исполнении песню «Ожидание»… Она до сих пор звучит у меня в ушах и настраивает так, что, несмотря на всякие неприятности, жизнь на земле кажется мне сказкой. В такие минуты я благословляю изобретение радио, ибо только благодаря ему могу слышать Ваш волшебный голос.

Польские слушатели очень любят Вас и с подлинным наслаждением слушают Ваши песни. «Ожидание». Постоянное ожидание встречи с Вами в эфире и ожидание хоть раз увидеть Вас наяву.

Того, кто переведет это письмо, я сердечно благодарю за труд.

Желаю Вам, пани Клавдия, всяческих успехов. Хочу как можно чаще слушать Ваши песни.

Евгений Майк».

«Ницца. 12/УШ – 66 г.

Дорогая моя соотечественница и коллега Клавдия Ивановна!

Я давно мечтала написать Вам, но все не решалась. Я хотела Вам сказать: я видела и слышала все, что возможно увидеть и услышать во всем мире. Я пела в тридцати двух странах и только по-русски, была записана на дисках «Одеон», «Парлафон», «Хиз мастерз войс».