Читать книгу - "Гений войны Рокоссовский - Владимир Дайнес"

– Одним словом, – резюмировал Кирпонос, – иного выхода нет: мы не можем отступать в ожидании сосредоточения всех механизированных корпусов.

Член военного совета фронта Вашугин без колебаний поддержал решение командующего. Генерал Кирпонос приказал 5-й армии нанести контрудар силами 22-го механизированного корпуса и 135-й стрелковой дивизии в общем направлении на Владимир-Волынский, разгромить части противника, вклинившиеся на луцком направлении, и соединиться с окруженными полками 87-й стрелковой дивизии. 15-й механизированный корпус должен был, частью сил обороняясь у Радзехува и на подступах к Бродам, основными силами наступать на Берестечко в целях разгрома танковых и моторизованных частей противника, прорвавшихся из района Сокаля, а затем соединиться с окруженными частями 124-й стрелковой дивизии. Командующему 6-й армией предстояло, упорно удерживая занимаемые позиции, вывести немедленно 4-й механизированный корпус из боя и повернуть его на Радзехув, на поддержку 15-го механизированного корпуса. От 8-го механизированного корпуса командующий фронтом потребовал к утру 24 июня выйти в район Броды и быть в готовности поддержать 15-й механизированный корпус ударом на Берестечко. Для остальных армий задача оставалась прежней – прочной обороной удерживать занимаемые рубежи.[163]

Свое решение генерал Кирпонос доложил генералу армии Жукову, только что вернувшемуся из 8-го механизированного корпуса, где тот знакомился с состоянием частей корпуса и с тем, как осуществляется их выдвижение из района Львова на Броды.

«Начальник Генерального штаба был хмур, – вспоминал И. Х. Баграмян. – Он молча кивнул в ответ на мое приветствие. Из разговора я понял, что Жуков считает действия командования фронта недостаточно энергичными и целеустремленными. По его словам, много внимания уделяется решению второстепенных задач и слишком медленно идет сосредоточение корпусов. А нужно определить главную опасность и против нее сосредоточить основные усилия. Такой главной угрозой являются танковые и моторизованные группировки противника, глубоко вклинившиеся в глубь нашей обороны. Поэтому основные силы фронта при поддержке всей авиации должны быть брошены именно на эти направления. Только так можно добиться перелома в ходе пограничного сражения. Жуков считал ошибкой, что Кирпонос позволил командующему 6-й армией оттянуть 4-й механизированный корпус с правого фланга армии, где враг наносит главный удар, на левый и ввести его в бой на этом второстепенном направлении[164]».

24 июня 22-й механизированный корпус генерал-майора С. М. Кондрусева совместно со 135-й стрелковой дивизией нанес контрудар по левому флангу вклинившейся группировки противника, стремясь оказать помощь 87-й и 124-й стрелковым дивизиям, окруженным восточнее Владимир-Волынского. Однако несогласованность в действиях соединений, большие потери в боях и превосходство противника в танках вынудили части корпуса отступить 25 июня за р. Стырь севернее Луцка. Командир корпуса генерал Кондрусев погиб, а в командование вступил начальник штаба генерал-майор В. С. Тамручи.

24 июня получил боевое крещение и 9-й механизированный корпус. Части 131-й моторизованной дивизии, атаковав переправившегося через Стырь противника, отбросили его и отражали попытки врага вновь форсировать реку. 35-я танковая дивизия вела бой против немецкой 13-й танковой дивизии юго-западнее Клевани, а 20-я танковая дивизия, атаковав части той же дивизии, расположившиеся на привал в районе Олыка, нанесла ей большой урон, захватила трофеи и пленных. В последующем части 9-го механизированного корпуса отражали атаки подходивших танковых частей противника.

И. Х. Баграмян, оценивая действия К. К. Рокоссовского, писал: «Подходил к концу третий день войны. На Юго-Западном фронте складывалась все более тревожная обстановка. Угроза, в частности, нависла над Луцком, где 15-й механизированный корпус генерала И. И. Карпезо нуждался в срочной поддержке, иначе танковые клинья врага могли рассечь и смять его. Ждали помощи и окруженные врагом вблизи Луцка части 87-й и 124-й стрелковых дивизий. И вот когда мы в штабе фронта ломали голову, как выручить луцкую группировку, туда подоспели главные силы 131-й моторизованной и передовые отряды танковых дивизий 9-го мехкорпуса, которым командовал К. К. Рокоссовский. Читая его донесение об этом, мы буквально не верили своим глазам. Как это удалось Константину Константиновичу? Ведь его так называемая моторизованная дивизия могла следовать только… пешком. Оказывается, решительный и инициативный командир корпуса в первый же день войны на свой страх и риск забрал из окружного резерва в Шепетовке все машины – а их было около двухсот, – посадил на них пехоту и комбинированным маршем двинул впереди корпуса. Подход его частей к району Луцка спас положение. Они остановили прорвавшиеся танки противника и оказали этим значительную помощь отходившим в тяжелой обстановке соединениям[165]».

К вечеру 25 июня в штаб 9-го механизированного корпуса прибыл генерал-майор К. А. Семенченко, командир 19-й танковой дивизии 22-го механизированного корпуса. Он сообщил, что командир корпуса убит, части понесли большие потери, а противник продолжает наращивать свои усилия. Несколько минут Рокоссовский слушал доклад, он ясно видел, что Семенченко удручен потерями, гибелью людей и танков, неудачей сражения, но тон доклада вынудил Константина Константиновича к резкому разговору:

– Прекратите немедленно разглагольствования о гибели корпуса! Да, я знаю, Кондрусев убит, но в командование корпусом вступил генерал Тамручи, я только что говорил с ним, и двадцать второй продолжает борьбу. Стыдно! Идите и немедленно разыщите своих бойцов, они нуждаются в руководстве и помощи. Помните, что вы солдат и обязаны свой долг исполнять до конца!

Рокоссовскому уже приходилось приводить в чувство командиров, потерявших веру в возможность ведения успешной борьбы с немецкими войсками. Накануне в Клевани, где находился штаб 9-го механизированного корпуса, по распоряжению Константина Константиновича были собраны военнослужащие, вышедшие из окружения. «В одной из таких групп мое внимание привлек сидящий под сосной пожилой человек, – вспоминал Рокоссовский, – по своему виду и манере держаться никак не похожий на солдата. С ним рядом сидела молоденькая санитарка. Обратившись к сидящим, а было их не менее сотни человек, я приказал офицерам подойти ко мне. Никто не двинулся. Повысив голос, я повторил приказ во второй, третий раз. Снова в ответ молчание и неподвижность. Тогда, подойдя к пожилому «окруженцу», велел ему встать. Затем, назвав командиром, спросил, в каком он звании. Слово «полковник» он выдавил из себя настолько равнодушно и вместе с тем с таким наглым вызовом, что его вид и тон буквально взорвали меня. Выхватив пистолет, я был готов пристрелить его тут же, на месте. Апатия и бравада вмиг схлынули с полковника. Поняв, чем это может кончиться, он упал на колени и стал просить пощады, клянясь в том, что искупит свой позор кровью. Конечно, сцена не из приятных, но так уж вышло. Полковнику было поручено к утру собрать всех ему подобных, сформировать из них команду и доложить лично мне утром 26 июня. Приказание было выполнено. В собранной команде оказалось свыше 500 человек. Все они были использованы для пополнения убыли в моторизованных частях корпуса[166]».