Читать книгу - "Бумаги Иисуса - Майкл Бейджент"

Как считали древние египтяне, в самом начале мир был совершенен. Любое отклонение от этого состояния вечной гармонии, которое называлось Маат, объяснялось человеческими пороками, и величайшим из пороков были те, в основе которых лежала жадность.

Поэтому делом каждого – не менее важным, чем скромность – считалась работа по поддержанию этого совершенства и восстановлению нарушенного равновесия. Высшая ответственность лежала на фараоне, и помощниками ему в этом деле служили многочисленные храмы, сеть которых покрывала весь Египет.

Каждое утро в храмах совершался один и тот же ритуал пробуждения богов, когда в момент восхода солнца открывались двери внутреннего святилища. Директор музея Петри в Лондоне доктор Стивен Квирк полушутливо сравнивал египетский храм с «машиной для сохранения вселенной, и эта особая операция требовала особых знаний и обученного персонала… чтобы важнейшая работа по поддержанию жизни всегда исполнялась должным образом».[259]

В то же время храм служил вратами в потусторонний мир: это было место, где соединялись небо и земля – точно так же, как на линии горизонта, – и по этой причине во многих текстах храм называется небесным горизонтом. У термина акхет, которым в древности обозначали горизонт, есть несколько значений: это не только место соединения неба и земли, но и та часть горизонта, где бог Солнца каждое утро поднимается из «дальнего мира», или Дуэта, а каждый вечер возвращается назад.[260]Не подлежит сомнению, что для египтян горизонт также был дверью в «дальний мир».

Этим же свойством обладали пирамиды. Великая пирамида фараона Хуфу в Гизе называлась «акхет Хуфу». Более того, корень слова акхет имеет значение «сиять, излучать».[261]Этот термин не только указывает на сияние при закате или восходе солнца, но имеет еще один, тайный смысл, о котором стоит поговорить подробнее.

Главная задача фараона – служить гарантом Маат. Единственное – и величайшее – требование к человеческим существам состоит в том, чтобы жить в Маат, способствуя гармонии космоса и материального мира. Это состояние высшего равновесия персонифицировалось богиней Маат, которую изображали со страусовым пером в волосах. Она приносила в мир плоды гармонии – истину и справедливость.

Параллельно этому универсальному совершенству существовали два мира: материальный мир, в котором мы рождаемся и живем, и потусторонний мир, куда мы попадаем после смерти, Дуат, или «дальний мир».[262]Дуат не воспринимался как отдельный мир, как некое небо или ад, не связанный с земной жизнью. Скорее он был вездесущим. Считалось, что он существует параллельно материальному миру, тесно переплетаясь с ним, подобно двум змеям на магическом жезле Гермеса. Он все время с нами, но мы не можем видеть его или переместиться в него, пока не умрем.

Эти два мира каким-то мистическим и необъяснимым образом занимали одно и то же пространство – только реальный мир существовал во времени, а потусторонний вне времени. Время появилось после сотворения материального мира, но потусторонний мир считался вечным – но не в том смысле, что он простирался в бесконечное прошлое и бесконечное будущее, а в том смысле, что он находился вне времени. Повелителем потустороннего мира был бог Осирис, а роль проводника умерших исполнял Тот, который вел их в царство богов.

Еще одна особенность потустороннего мира состояла в том, что он воспринимался как вечная основа всего, что существует в видимом мире. Он считался божественным источником всех вещей, источником силы и источником жизни. Сама жизнь происходит из потустороннего мира, который пронизывает материальный мир и проявляется во всех формах, которые мы видим вокруг.

ДЛЯ древних египтян мир мертвых был очень близок к миру живых – они были тесно связаны. Как это ни парадоксально, но мир мертвых был источником жизни для мира живых. Только мертвые считались по-настоящему живыми.

Надпись на одной из гробниц эпохи Нового царства (1550–1070 гг. до н. э.) напоминает нам, что жизнь мимолетна, а удел мертвых – вечность.[263]В Фивах, в гробнице жреца Неферхотепа, относящейся к эпохе Среднего царства (2040–1650 гг. до н. э.), были найдены несколько «Песен арфиста», и вторая из этих песен оканчивается такими словами: