Читать книгу - "Варварские нашествия на Западную Европу. Волна вторая - Люсьен Мюссе"

За последние полтора века немного найдется исторических споров, которые бы вызывали такие страсти, как полемика по поводу славянизации Греции между VII и IX веками. Она началась в 1830 г. с того, что немец Фалмерайер выдвинул парадоксальную теорию, согласно которой большая часть полуостровной Греции и, в частности, Пелопоннес, была полностью славянизирована, и все следы древнего эллинизма оказались стерты, а эллинизм средних веков стал результатом повторного заселения. У греческих медиевистов этот тезис вызывал непрестанное возмущение, но, в свою очередь, они склонны недооценивать место славянской темы в истории своей страны.

Источники редки и посредственного качества. Прежде всего у нас есть два латинских текста того времени, но написанных в Испании, — это воспоминания Иоанна Бикларского о падении и запустении фракийских городов в 576 г., и гораздо более внятное сообщение Исидора Севильского, который в 615 г. пишет: «Славяне изгнали греков из римских земель». Английский текст VIII в., житие св. Виллибальда, указывает на то, что в 725 г. город Монемвасия на южной оконечности Пелопоннеса находился на «славянской земле». Греческие тексты по большей части относятся к более позднему времени и плохо поддаются датировке — это одно краткое переложение Страбона, согласно которому славяне занимали весь Эпир и почти всю Элладу; письмо патриарха Николая III, составленное в X в., которое объявляет, что в течение 218 лет (589–807 гг.) ни один имперский чиновник не ступал на землю Пелопоннеса; и, в придачу, хроника Монемвасии (XV в.?), составитель которой претендует на знание точных направлений эмиграции древних обитателей. Остается неоспоримый, но довольно расплывчатый источник — отрывок из Константина Багрянородного о Пелопоннесе: «вся страна была славянизирована (или: порабощена?) и стала варварской». Все это свидетельствует о глубокой славянизации, и ничего, говорящего об обратном столь же ясно, нет; однако всем этим источникам чрезвычайно не хватает хронологических и географических подробностей. В результате остается поле для полемики.

Свет, которого не дает толкование нарративных источников, безусловно, могут пролить ономастические исследования, наподобие тех, которые предпринял Макс Васмер, изучение административной истории, как предлагают Лемерль и Острогорский, и, главным образом, археология, которая, наконец, решилась оторвать свой взгляд от классической античности. Тезисы, сформулированные в главе II, представляют собой всего лишь рабочие гипотезы, близкие к мыслям Чараниса и Бона. Аналогичные споры, но в более ограниченном масштабе, между итальянскими и югославскими историками в свое время вызвала участь Далмации. Как кажется, сегодня в этом вопросе вновь воцарилась ясность. Представляется, что после VII–VIII вв. латинское (далматинское) население сократилось до уровня разрозненных островков, тянувшихся вдоль побережья от Триеста до Каттаро (Котор), или у нижних отрогов гор («морлаки» или «черные валахи»). Никогда оно не образовывало римского «блока» для сопротивления славянам; самые «римские» города X в. насчитывали значительный процент славян, и наиболее острыми были противоречия социального (торговцы и горожане против крестьян), а не этнического порядка. В обстановке такого же полного безразличия угас в 1898 г. на острове Веглия (Крк) далматинский язык. То, что к 1945 г. еще оставалось от иллирийского римского мира, оказалось надолго отторгнуто от Балкан, чтобы подчиниться итальянскому национализму.

Как и в случае Пелопоннеса позднейшие источники претендуют на осведомленность обстоятельств бегства прежних жителей от славян. Лишь два события являются достоверными: отступление жителей Салоны в укрепленный дворец Диоклетиана в нескольких километрах к востоку от их города, что дало начало г. Сполото (Сплит), и жителей Эпидавра — в Рагуз (Дубровник). Факт эвакуации населения в Италию также не вызывает сомнений. Мы располагаем и несколькими более надежными указаниями на то, что беглецы обосновывались на п-ове Истрия(до 599 г. епископство Аэмоны (Любляна в Словении) было переведено в Циттанову на западном побережье; возможно, епископство Поетовио (Птуй) переместилось в Педену в центрально-восточной части Италии; реликвии из Целей (Целе) нашли пристанище в Пиране, а реликвии Паренцо увезли в Рим. Многие авторы сомневаются в том, что эти пироги могли служить и на море, но никакого другого удовлетворительного решения до сих пор не предложено.