Читать книгу - "Кропоткин - Вячеслав Маркин"

Кропоткин в письме из Таммерфорса просил брата сохранить до его приезда номер «Петербургских ведомостей», где печатался стенографический отчет о процессе над нечаевцами. Бродя в одиночестве по финляндским холмам в поисках удобных для изучения обнажений слагающих их пород, Кропоткин мучительно размышлял над вставшими перед всем русским обществом проблемами. Как жить дальше? Что делать? Как добиться преобразования самодержавного государственного строя, не соответствовавшего духу времени? Путь реформ, которым пошла Англия, раньше всех установившая у себя конституционное правление, для России вряд ли приемлем — она отстала от Европы, и, может быть, у нее свой путь? Быть может, преобразования возможны через сельскую общину, эту ячейку коллективизма, сохранившуюся только в России?

Путь медлительных, половинчатых реформ сверху уже завел в тупик. Он оказался несовместимым с сохранением самодержавия. Для устранения же его не избежать революции, первый шаг в направлении к которой сделан декабристами. Какими же методами должна вестись революционная борьба? Декабристы были людьми высокой нравственности, хотя и они не исключали возможности цареубийства. Но «революционная» мораль Нечаева по сути означала отрицание морали. Такая революция не принесет освобождение, а лишь возвратит систему угнетения в другой форме. Прав был Бакунин, говоривший: «Свобода может быть создана только свободой». Нельзя допустить, размышлял Кропоткин, чтобы нечаевские приемы восторжествовали.

Его мысли занимало и другое событие недавнего времени — восстание в Париже, в результате которого впервые было образовано революционное, социалистическое правительство. Парижская коммуна продержалась с 18 марта до 28 мая, а потом восстание было безжалостно подавлено. Коммунаров расстреляли у печально известной стены на кладбище Пер-Лашез или отправили на каторгу в далекую Новую Каледонию. И все же революция победила, пускай лишь в одном городе и на короткий срок. Не предвещает ли это целую эпоху европейских революций, которой неминуемо суждено охватить и Россию? Напряженные раздумья на эту тему заставили Кропоткина искать общения с теми, кто мог знать ответ — с революционерами, самым знаменитым из которых был тогда Михаил Бакунин.

В феврале 1872 года секретарь отделения физической географии Императорского Русского географического общества князь Кропоткин берет отпуск и едет в Швейцарию. О цели своей поездки никому, кроме брата Саши, не рассказывает, но она ведь могла быть просто познавательной. После Швеции — Швейцария. Что же тут особенного? Только одно обстоятельство было существенным — в Швейцарии жил Бакунин, с которым всего на год разминулся Кропоткин в Сибири.

В Цюрихе тогда была довольно большая русская колония, состоявшая в основном из студенток университета и Политехнического института. Начиная с 1868 года в Швейцарию каждый год приезжали по 15–20 девушек из России, чтобы получить высшее образование, права на которое они были лишены на родине. В 1872 году их приехало сразу больше сотни, и славянская колония, в которую входили, кроме русских, поляки, болгары, сербы, увеличилась до трехсот человек. Помимо учащейся молодежи в Цюрихе обитали и политические эмигранты; ждали приезда Лаврова, и, конечно, здесь часто бывал Бакунин, живший неподалеку, в Локарно. Как раз тогда в Цюрих приехал его близкий друг, участник Парижской коммуны Михаил Петрович Сажин^[48], только что сбежавший из вологодской ссылки. Этот мужественный человек был духовным центром русской колонии в Цюрихе, возглавляя кружок социалистического самообразования на цюрихской улице Оберштрассе.

Русское правительство решило «положить конец этому ненормальному движению» — так было сказано в сообщении, опубликованном в мае 1874 года в «Правительственном вестнике». Предписывалось немедленно вернуться в Россию всем студенткам, а затем — в шестимесячный срок — еще девятнадцати российским подданным и среди них — «дворянину Михаилу Бакунину, отставному полковнику Лаврову, дворянину Николаю Огареву». Это был жесткий окрик самодержца-хозяина, а не либерального царя-освободителя. Так этот «зов с родины» и восприняли покинувшие страну люди, несогласные с самодержавным режимом, выражаясь современным языком, — диссиденты. Конечно, никто из них и не подумал откликнуться на этот начальственный приказ.

Скоро в Цюрихе открылись русская библиотека и типография, основанные Михаилом Сажиным. В типографии печатались книги Бакунина, в которых он развивал идеи безгосударственного общества. Еще год назад в Юрских горах Швейцарии Бакуниным была создана Юрская федерация Интернационала, объединившая в основном рабочих-часовщиков, живших в небольших городках Невшатель, Шо-де-Фон, Сент-Имье, Сонвилье. Юрцы встали в оппозицию по отношению к возглавлявшемуся Карлом Марксом Генеральному совету Интернационала, который исключил в конце концов федерацию из Международного товарищества рабочих^[49]. С тех пор она существовала автономно, не подчиняясь указаниям Генсовета — тем более что его штаб-квартира переехала в Нью-Йорк, а бакунинская часть товарищества осталась в Европе, продолжая собирать международные конгрессы почти ежегодно, в то время как Генсовет за пять лет не созвал ни одного, а в 1876 году вообще объявил о роспуске созданного Марксом 12 лет назад Интернационала. В 1881 году, уже после смерти Бакунина, на съезде анархистов в Лондоне был провозглашен «Черный интернационал». До появления в 1889 году при участии Ф. Энгельса Второго социал-демократического интернационала его анархический «тезка» оставался единственным международным объединением рабочих — приверженцев социалистической идеи.

Кропоткин приехал в Цюрих именно для того, чтобы разобраться в тенденциях революционного движения в Европе, понемногу возрождавшегося после разгрома Парижской коммуны. Сразу же по приезде он снял маленькую комнату на Оберштрассе, где в основном селились русские. Сажин и Софья Лаврова приносили ему книги, брошюры, газеты; он с головой погрузился в изучение социалистической литературы. Софью, дочь ссыльного поляка С. О. Чайковского, воспитанную в семье H. Н. Муравьева-Амурского, он знал еще с Иркутска. Ее младшая сестра Вера вышла позднее замуж за его брата Александра, а сама Софья Себастьяновна еще в юности стала женой офицера Лаврова, однофамильца прославленного народовольца. Дружба Петра с Соней продлится много лет, а через два года она примет активное участие в организации побега Кропоткина из тюремного госпиталя.