Читать книгу - "Иван Ильин. Монархия и будущее России - Игорь Зернов"

Ильин предостерегает от слишком высокой оценки, значения и призвания государственной власти. Она должна иметь известные пределы, не посягать на научное, религиозное и художественное творчество, на нравственный, семейный и повседневный быт. Без крайней необходимости государственная власть не должна сдерживать хозяйственную инициативу людей.

Ильин далек от мыслей о дальнейшем развитии человеческого общества в направлении отмирания государства. Но государство во все времена должно стать формой реализации в общественной жизни естественного права, и положительные законы государства должны соответствовать естественным правам человека.

Самой главной задачей в деле возрождения России после падения советской власти Ильин считал точную оценку уровня народного правосознания. Именно от того, насколько верно и правильно будет оценено моральное, духовное, культурное, экономическое состояние должны зависеть будущие шаги власти. Гибкий и целесообразный путь государственного строительства заключается в определении уровня народного правосознания в стране, и по нему определяется сочетание демократических и монархических принципов, которые будут оптимальными для страны в данное время. Безусловно, здесь возможны и ошибки, и искажения. Важен, в первую очередь, целостный подход к государству как организму. Ильин предупреждал против введения готовых, стереотипных форм управления, пусть и хорошо зарекомендовавших себя в разное время в разных странах. Будущие мероприятия новой власти должны быть очень осторожными, взвешенными, глубоко продуманными и исходить из специфики сложившегося положения. «Будущее русское государственное устройство должно быть живым и верным выводом из русской истории и из этих христианских заповедей, но с тем, чтобы не стремиться воплотить эти аксиомы вслепую, в меру утопического максимализма, но в меру их исторической вместимости в живую ткань современной русской народной жизни»^[233]. На рубеже между падением старой советской власти и приходом новой положение России будет столь трагичным, полагал Ильин, что борьба будет вестись за элементарное выживание народа, за его бытие, за сохранение независимости и целостности российского государства и русского народа. На этом пути Россию ждут тяжелейшие испытания. Будучи глубоким исследователем форм государственного правления, в столь важном и ответственном деле как описание желательных для России шагов по обновлению и восстановлению государственных устоев, Ильин совершенно осознанно и решительно отказывается от конкретных рекомендаций. Он не может знать точного расклада событий и явлений во внутри и внешнеполитической обстановке постсоветской России, а без этого мнения и прогнозы окажутся несостоятельными. Такой подход к судьбе своего Отечества делает честь Ильину: и как выдающемуся ученому, и как патриоту. Вместе с тем, Ильин развертывает перед своими читателями целый ряд сценариев, по которым могут пойти будущие события. Как скульптор, создавая прекрасную статую, отсекает от глыбы мрамора все лишнее, так и Ильин выделяет те формы правления, те варианты развития событий, которые окажутся заведомо непригодными для России и принесут ей вред. Еще в середине 30-х годов прошлого столетия участвуя в идеологической полемике среди русских эмигрантов относительно будущего государственного устройства России и путей ее возрождения, Ильин не соглашался с «партийными монархистами», как он называл их сам, с их убеждением немедленного введения в России монархического строя; «я считаю, – писал он во вступительной статье к целой серии своих статей, опубликованных в газете «Возрождение» под названием «Новая Россия – новые идеи», – монархический строй единственно верным и желательным; но опасаюсь, что после свержения коммунистов в России не окажется ни монархического правосознания, ни религиозно-нравственных источников для него…»^[234] Да, Ильин считал монархию высшей формой власти, поскольку она вмещает в себя достоинства других форм власти, включая демократию и аристократию. Однако это отнюдь не означает первенства монархии перед другими формами власти в различных странах, в разные периоды истории. Ильин слишком разносторонен и глубок, чтобы закреплять за ним ярлык монархиста. Монархические симпатии и наклонности Ильина не ведут его к утверждению безусловного примата монархии над другими формами правления, исходя из разной индивидуальности народов. Точно также, как одно и то же лекарство не поможет разным больным, так и монархия не является панацеей от государственного разложения совершенно разных и не похожих друг на друга народов. Его философская эрудиция и совесть патриота не позволяют рекомендовать ввод монархии в России. Он твердо уверен в неготовности русских людей к восприятию монархии, ибо люди не в состоянии оценить всю сложность и глубину монархического образа жизни. Механическое введение монархии может принести в этом случае лишь новые беды для России. Монархия не спасет Россию, освободившуюся от большевиков. Народом утеряно понимание монархии, его еще ослепляют фальшивые демократические ценности Запада. Для восстановления монархии в России нужно время, которого не будет в переходной период. Ильин отвергает и демократию для России. Наибольшей опасностью для государства, освободившегося от тоталитарного режима, он считал стремление немедленно ввести демократию как якобы всегда и везде пригодное лекарство от тоталитаризма. Последовательно и бесповоротно он доказывает неприемлемость установления демократических порядков не потому, что они плохи сами по себе, а лишь потому, что они не отвечают укладу и традициям русского народа. Высоко ценя демократию, Ильин, со свойственной ему трезвостью и практичностью, считает подобный вариант развития политической обстановки гибельным для России. Он категорически исключал возможность немедленного осуществления в посттоталитарной России демократического строя, еще и потому, что в результате революции и тоталитаризма «подорваны все духовные и все социальные основы демократии – вплоть до оседлости, вплоть до веры в труд, вплоть до уважения к честно нажитому имуществу. В клочки разодрана ткань национальной солидарности»^[235]. Он не устает повторять и предостерегать в гибельности заимствования и воспроизведения западных образцов демократии. Как бы не нахваливали они свои «демократические ценности», как бы не усердствовали в рекламе своего товара – западные порядки не для России. Он свидетель, внимательный аналитик и критик современных ему образцов западной демократии.

В отношении возможного развития политических форм власти в стране Ильин описывает ряд вариантов. Не предрекая форму государственного правления, он подсказал нам очень многое из того, чем должны руководствоваться люди в государственном строительстве будущей России.

Ильин говорит об обновлении и духовном возрождении постбольшевистской России.

После многих лет смуты, революций и войн двадцатого века Ильин продолжает верить в свой народ, в его своеобразие и духовную силу, ту творческую мощь государственного строительства, которую он никогда ни у кого не заимствовал, а выковывал для себя своим миропониманием и миросозерцанием. Среди известных нам текстов Ильина мы не находим ни одной фразы о возможной гибели русского государства. Ильин прежде всего оберегает органическую природу русского народа, веру в то, что сила народного разума и инстинкта обеспечат лучшее управление. С другой стороны, высоко ценя и монархию, и демократию, еще и в силу собственного христианского, православного смирения, он не торопится предложить свой конкретный вариант или проект будущего государственного устройства. В научной деятельности Ильин никогда не позволял себе непродуманных, скоропалительных выводов. Его понимание жизни не позволяло делать выводов, в которых он не был полностью убежден. Вероятно поэтому в истории философии он остался «непредрешенцем». Но «непредрешенчество» Ильина особого рода. Он не останавливается на выводах о неспособности России воспринять как демократические, так и монархические устои. Ильин ратует за «третий путь»; и вот его-то он излагает весьма тщательно и подробно. «Третий путь» гораздо ближе к монархии, чем к демократии. Ильин за сильную власть в России, за разумное сочетание централизации-децентрализации, где при прочих равных условиях единоличный глава государства в час необходимости и опасности представляет собой более сильную волевую власть по сравнению с коллективной властью. «Третий путь», по Ильину, – это комбинация монархии с демократией при преобладании первой формы власти. У Ильина мы видим несокрушимую веру в русский характер. Мысль Ильина не взлетает по примеру Достоевского на высоты всемирного предназначения русского человека, мысль Ильина далека от классового подхода к жизни Маркса и Энгельса. Ильина заботит прежде всего и главным образом будущая Россия».