Читать книгу - "1917. Кара до покаяния - Шамиль Куряев"

§ 2.1. В Советской же России в это время творилась подлинная вакханалия. Тут и откровенный садизм, с которым смаковался сам факт убийства царской семьи (конечно, после того как Советы сей факт официально признали), и невероятная подлость, с которой клеветали на убитых.

В 20-е – 30-е годы в СССР не было принято стесняться в выражениях, когда речь шла о Николае Втором. Пролетарское искусство буквально исходило желчью по адресу последнего русского царя и его семьи! В качестве наиболее показательных примеров стоит упомянуть повесть «Золотой поезд» Матвеева, «Расстрел Романовых» Тюляпина, «Сказание о Ленине» Крюковой.

Из «звёзд первой величины» в деле глумления над убитыми поспешил отметиться Маяковский. Лично побывав в подвале Ипатьевского дома и подробно расспросив местных коммунистов об участи царской семьи, пролетарский поэт разразился стихотворением «Император». Начало стихотворения – воспоминания автора о каком-то дореволюционном царском выезде: «И вижу – катится ландо, и в этой вот ланде сидит военный молодой в холёной бороде. Перед ним, как чурки, четыре дочурки» (и т. д., если кто не брезгливый…). Потом описывается, как уральский большевик показывает гостю московскому шахту, куда якобы была сброшена царская семья. В конце стихотворения – мораль: «Прельщают многих короны лучи. Пожалте, дворяне и шляхта, корону можно у нас получить, но только вместе с шахтой».

От мастеров слова не отставали мастера кисти. Здесь отличился один из самых бессовестных советских живописцев – Пчёлин. Его шкодливой кисти принадлежат такие идеологически выдержанные полотна как «Казнь Степана Разина», «Казнь Александра Ульянова», «Покушение на Ленина», «Снятие паранджи», «Сожжение икон». Именно ему бывшие руководители Советской власти на Урале Белобородов, Голощёкин и Дидковский (ставшие ко второй половине 20-х годов большими советскими вельможами) заказали к юбилейной дате – десятилетию расстрела царской семьи – картину, посвященную этому достославному событию. Пчёлин не подкачал – написал огромную картину маслом под названием «Передача семьи Романовых Уралсовету» (на которой были изображены не только члены царской семьи, но и сами вельможные заказчики).

§ 2.2. В 20-е годы продолжается раскрутка «распутинской темы» (и вообще – происходит реанимация всех тех легенд, которые ходили о царе и царском окружении в предреволюционную пору).

В 1925 году выходит пьеса «Заговор императрицы», написанная известным красным историком Щёголевым в соавторстве с не менее известным «красным графом» Толстым. Это была невероятная по пошлости (и подлости) вещица! Сюжет пьесы построен на старой «февралистской» легенде: императрица Александра Фёдоровна вместе со своим любовником Распутиным пытаются заключить сепаратный мир с немцами и свергнуть царя Николая. Развратная императрица хочет передать престол Алексею и стать при нём регентшей. Пролог пьесы намекает на возможность подобных «открытий» в будущем: «Революция уже повисла над Петроградом, – они же занимались гаданиями и сверхъестественными чудесами, – в распалённом чаду половой психопатии, изуверства, шарлатанства и уголовщины подготовляли то, что нам ещё не вполне известно».

Премьера состоялась в Москве в марте 1925-го, после чего пьеса моментально разошлась по театральным подмосткам Страны Советов – от столицы до Соловецкого концлагеря включительно! Цель была понятна – «подогреть» в широких массах чувство ненависти и презрения к Николаю Второму и его близким. На беду, «третий Толстой» обладал начатками литературного таланта, умел писать бойко и увлекательно – поэтому «Заговор императрицы» производил на публику более глубокое впечатление, чем какой-нибудь «Гришкин гарем» времён Февральской революции…

Надо также подчеркнуть, что авторы настаивали на исключительно «документальном» (а не художественном) характере произведения. В частности, Щёголев в своём интервью «Красной газете», анонсирующем выход пьесы, прямо заявлял: «Пьеса сплошь историческая. Мы не допускали никакой карикатуры, никакой пародии. Эпоха рисуется в строго реальных тонах. Детали и подробности, которые зрителю могут показаться вымышленными, на деле являются историческими фактами». Вот вам типичный образчик брехни типичного советского историка!

Окрылённые успехом пьесы, Щёголев и Толстой решают не останавливаться на достигнутом и дальше, по-ударному, выполнять социальный заказ. По мотивам «Заговора императрицы» ими создаётся произведение совсем иного жанра, хотя и того же содержания, – историческая фальшивка «Дневник Вырубовой». Эта подделка (или, если угодно, литературная мистификация) публиковалась в 1927–1928 годах на страницах исторического альманаха «Минувшие дни». Проект имел огромный успех. Тиражи «Минувших дней» стремительно росли. Выдержки из «Дневника» активно перепечатывали провинциальные издания. «Дневник Вырубовой» стал распространяться и за границей (в основном, стараниями бывших белогвардейцев, ненавидевших царя и царизм).

В этом лживом опусе на царскую семью выливался очередной ушат грязи. Да ещё какой! «Дневник» порой превосходит своими сюжетцами самые разухабистые фантазии времён Февраля. Вот, например, лже-Вырубова повествует о преступной связи императрицы с генералом Орловым и упоминает о следующем эпизоде дворцовой жизни: «Но в. к. Мария часто звала его к себе чинить машину, и вот несчастный мальчик рассказал ей, что говорил маленький столик, и как руки Орлова и Мамы переплетались, – рассказал всё.

Как и от кого проведал об этом Папа, положительно не знаю. Думаю – от Ромы, ведь он продал и глаза и уши, всё. Папа повёл розыск через Игната. Он пришёл ко мне вечером в таком раздражении, что мне впервые стало страшно царского гнева.

– Гадёныша! Гадёныша! – кричал он.

Я тотчас же поняла, о ком он говорит.

Того, что царских б… (это было его любимое слово) тешит!

Я поняла. Я знала, что так он называл Петрушу. Войдя, мальчик бросился перед ним на колени и побледнел.

Он был уже полумёртв.

Папа спросил:

– Был ты у б…?

– Был…

– И рассказал?

– Да…

– Всё, что слышал от Совы (так называют Агинушку)?

И тут царь ударил его по лицу каким-то очень острым железным предметом… Кровь – и половина подбородка у него отвисла… И опять кровь…

Никакого ответа… Удары… кровь…

Я бросилась к дверям.

– Стой! Смотри и помни!

Я не шевелилась больше.

Потом пришёл Игнат и унёс его в мешке».

Прелестная зарисовка, не правда ли? Тяжело было «мальчикам» служить при дворе Николая Кровавого! До такого «трэша» не додумывались даже после Февраля! Большевики и в этом отношении оказались впереди планеты всей.

§ 2.3. Но тут-то и возникает неожиданный камень преткновения (о который споткнулись многие исследователи эпохи). Дело в том, что «Дневник Вырубовой» уже в 1928 году подвергся разгромной критике со стороны официальной советской науки. Со страниц «Правды» и журнала «Историк-марксист» ведущие советские историки – в том числе Покровский – назвали «Дневник Вырубовой» фальсификацией. И как же нам быть с этим фактом?! Как его «толковать»?