Читать книгу - "Голубая Дивизия, военнопленные и интернированные испанцы в СССР - Андрей Елпатьевский"

Дезертирам Голубой Дивизии посвящена 21-я глава книги Даниэля Арасы об испанцах Сталина[82]. Он считает, что всего было около 70 дезертиров из Голубой Дивизии, перебежавших к русским, «не считая тех, кто потерял жизнь при этой попытке», и подтверждает, что большая их часть приходится на второй этап пребывания Дивизии в СССР, – на зиму 1942-43 гг.; кроме того, более 300 человек попало в плен к русским и некоторые приняли их политическую линию. Подтверждает он и то, что большинство вернувшихся в Испанию пленных отказывалось говорить на эту тему. По его мнению, главными лицами антифашистского испанского коллектива в составе военнопленных являлись Сесар Астор, бывший участник гражданской войны, республиканец, и первый дезертировавший – Антонио Пелайо Бланко, молодой социалист, чью фотографию, как и другого дезертира – Эмилио Родригеса, опубликовала газета «Правда» 24 ноября 1941 г. Их противоположностью был капитан Теодоро Паласиос, наиболее враждебный коммунизму (С. 281). Они были лидерами двух противоположных направлений. Араса считает, что в книге Паласиоса много вымысла и преувеличений и что книга Орокеты более объективна, замечая, что многие антисоветски настроенные офицеры не подтверждают то, что пишет Паласиос в своей книге (С. 282). Никто, однако, не отказывает Паласиосу в том, что он был человеком храбрым.

Пелайо сделал затем заявление о мотивах своего дезертирства, изобилующее оскорблениями в адрес своих бывших товарищей. «Голубая Дивизия почти полностью состояла из черни, уверенной в быстрой победе над Красной Армией и в победном возвращении в Испанию, где они будут встречены музыкой и цветами, с медалями и наградами, полученными от Франко. В Дивизии по разным обстоятельствам было сокращено число антифашистов, но всё же многих не узнали», – заявил он Роке Серне.

Пелайо утверждал, что он был членом Союза Молодых Социалистов Сантандера и входил в Республиканскую армию Севера Испании. После захвата Северной зоны отрядами Франко он был взят в плен и приписан к фортификационному батальону № 69, в котором был до конца войны. Его отца расстреляли после войны, и он не мог найти работы после выхода из дисциплинарного батальона: «Записаться в Голубую Дивизию – поясняет он, – было возможностью убежать от фашизма. Это был случай, о котором я думал и который осуществил. Но раньше я советовался со своей матерью, которая со слезами на глазах мне сказала, что меня убьют, но я ответил, что попытаюсь избежать этого».

После ряда проблем с фалангистами в своем городе Сантандере, которые догадывались о его планах перейти к русским, ему удалось записаться и выехать из Испании в августе 1941 г. Первую попытку побега он предпринял, как он говорит, в Орше в ходе марша Дивизии на восток. В сумерках он спросил у местных дорогу на Смоленск, и крестьяне дали ему одежду в обмен на немецкую форму, которая, как они сказали, послужит партизанам. Однако они (Пелайо с Родригесом? – ред.) были арестованы немецким патрулем, когда, раздевшись, били вшей, «которые нас поедали живьем». Они сказали немцам, что заблудились. «Мы подумали, что нас расстреляют, но этого не случилось», говорит он, и на локомотиве их отправили в Витебск, где посадили в тюрьму. В заключении они узнали, что их батальон Дивизии был очень потрепан. Несколько дней (С. 343) спустя их вернули в подразделение. Пелайо предпринял новую попытку бегства, на этот раз они отправились в тыл, достигли покинутого советского аэродрома и снова были арестованы. Их доставили к капитану части, который оскорблял их и постоянно, согласно Пелайо, говорил сержанту: «Этих посылай на первую линию, но без оружия и одежды, и не торопись сменять их», добавляя, что они будут под прицелом пулемета и при попытке побега будут ликвидированы. Было 16 ноября 1941 г., пулеметчик заснул и Пелайо, позвав Эмилио Родригеса и взяв винтовку, ручные гранаты и сигнальные флажки, направился к реке Волхов, чтобы перейти на правый берег, где находились советские войска. Они обнаружили, что их преследуют, но это оказался другой солдат, Хесус Диес, который попросил их, чтобы они взяли его с собой. Они достигли сторожевых постов, где им приказали стоять, затем раздались выстрелы. «Мы узнали голос лейтенанта, который кричал: «Вернитесь! Вернитесь, вам ничего не будет!» – добавляет Пелайо.

Пелайо и Родригесу удалось преодолеть реку, но Диес утонул.

«Мы были первыми беглецами из этой проклятой Голубой Дивизии», – говорит Пелайо. Он пишет, что затем сотрудничал с русскими: участвовал в подготовке пропаганды против Дивизии и в допросах военнопленных. Мы находим и других испанцев, которые отправлялись в СССР, среди них Веласко, который в это время был сержантом. Свои заявления, сделанные в СССР, он заканчивает следующими словами: «Я считаю, что Голубую Дивизию нужно проклинать тысячу и один раз, как и ее создателей, как и огромное большинство тех, кто входит в ее ряды. Но в этой Дивизии было маленькое ядро антифашистов, друзей СССР. К сожалению, еще осталось немало людей, которые об этом не знают».

Из различных источников о Голубой Дивизии известно, что несколько дезертиров были расстреляно, и бывшие дивизионеры склонны считать, что некоторые дезертиры не имели идеологических мотивов, но не вынесли грубости своих начальников.

Многие бывшие дивизионеры, – пишет Араса, – помнят призывы и информационные обращения. Некоторые даже помнят имя «Радио Карнисеро», не зная происхождения этого названия, которое было ничем иным как фамилией Феликса Карнисеро (С. 344), который часто обращался к ним по громкоговорителю; по большей части обращения содержали призывы переходить на советскую сторону. Помимо Карнисеро постоянно обращались по громкоговорителям Викториано Алано и Хосе Вера, главным руководителем которых был Хосе Хуарес, политический эмигрант, руководитель службы пропаганды в испанском секторе Ленинградского фронта. В некоторых случаях передавались в записи обращения Долорес Ибаррури, направленные к дивизионерам, которых она называла «сыновья» и приглашала присоединяться к советским. Со своей стороны, когда Карнисеро и его товарищи по микрофону призывали к дезертирству, они добавляли несколько слов по-русски, которые возможные дезертиры должны были кричать советским часовым, объявляя, что это они. Но не говорилось, что надо кричать, если придет группа.