Читать книгу - "Если завтра в поход... - Владимир Невежин"

На специально организованных митингах и собраниях, как представляется, намеренно преувеличивалась значимость советско-германского сближения: «Вот правильная постановка вопроса. Видно, что собрались люди дела и, не теряя времени, подписали такой договор (пакт о ненападении. – В.Н.), какой другие годами обдумывали». В то же время высказывались соображения, что пакт Риббентропа-Молотова давал возможность передышки для более основательной подготовки к грядущим военным испытаниям: «Факт заключения договора с Германией говорит за нашу мощь, с нами считаются, к нам ездят и наша сила заключается в необходимости еще больше вооружаться».[341]

23 декабря 1939 г. Гитлер прислал поздравительную телеграмму по случаю 60-летия Сталина. В ней были высказаны пожелания «доброго здоровья» большевистскому лидеру и «счастливого будущего народам дружественного Советского Союза». Фюреру вторил Риббентроп, который не забыл в своем приветствии на имя большевистского вождя упомянуть о начавшемся повороте в отношениях между СССР и Германией, «создавших основу для длительной дружбы между ними». Сталин не остался в долгу и направил 25 декабря ответное послание в адрес Гитлера и Риббентропа. В сталинском тексте утверждалось: «Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной».[342]

В конце июля 1940 г. в Москву из Парижа вернулся И.Г. Эренбург. Встревоженный происходившими на Западе трагическими событиями, связанными с поражением и капитуляцией Франции, он, не подозревая о том, насколько чувствительным оказался идеологический ущерб, нанесенный пактом Риббентропа-Молотова, продолжал сохранять убеждение о реальной угрозе СССР со стороны Германия. Между тем в Москве, по определению Эренбурга, «настроение было скорее свадебным». Пресса восхваляла крепнувшую советско-германскую дружбу. Писатель обратился в народный комиссариат иностранных дел, намереваясь поделиться собственными впечатлениями от увиденного во Франции, рассказать о морально-политическом облике германских солдат. И.Г. Эренбурга принял заместитель наркома иностранных дел С.А. Лозовский. Он разъяснил, что остро необходима «информация, подтверждающая правильность выбранной политики», а не наоборот: «наверху» не хотели и слышать ничего, что омрачало бы советско-германскую «дружбу».[343]

Действительно, в докладе о внешней политике Советского Союза, сделанном на заседании Верховного Совета СССР 1 августа 1940 г., В.М. Молотов заявил, что «в основе сложившихся добрососедских и дружественных советско-германских отношений лежат не случайные соображения конъюнктурного характера, а коренные государственные интересы как СССР, так и Германии».[344]

В августе-сентябре 1940 г. исполнился год со времени подписания советско-германских договоренностей о ненападении, а также о дружбе и границе. Эти события были отмечены серией публикаций в советской печати. В июне 1940 г. вышестоящее руководство поручило заместителю директора Института мирового хозяйства и мировой политики АН СССР А.Ф. Бордадыну написать статью о состоянии германской экономики, строго-настрого предупредив при этом: «Ничего плохого о Германии писать нельзя». До своего назначения на должность заместителя директора института Бордадын являлся последовательно начальником политотдела МТС, секретарем райкома, секретарем заводской партийной организации. Позднее он подчеркивал в письме на имя А.А. Жданова (12 мая 1941 г.), что за все время пребывания в ВКП(б) не делал «политических ошибок», а с порученной работой «всегда добросовестно справлялся». А.Ф. Бордадын, по его собственному признанию, не имел возможности заниматься систематически научными изысканиями, будучи загружен как замдиректора Института мирового хозяйства и мировой экономики АН СССР исключительно организационными и хозяйственными вопросами. Он искренне полагался на политическую проницательность директора института Е.С. Варги, от которого и получил задание написать упомянутую статью. Бордадын впоследствии признавал в обращении к Жданову, что Варга собственные «теоретические выводы» неизменно согласовывал «в вышестоящих организациях».

Учитывая авторитет непосредственного начальника, начинающий научный работник подготовил рукопись статьи о военном хозяйстве Германии, опираясь на материалы, имевшиеся в институте, главным образом, на германскую прессу. С этой рукописью ознакомился Е.С. Варга. Последовал его письменный отзыв, в котором статья оценивалась как «неплохая».

Рукопись А.Ф. Бордадына после ее редактирования Е.С. Варгой внимательно прочли сотрудниками отдела печати Народного комиссариата иностранных дел. В результате из нее оказались вычеркнутыми выводы о наличии слабых сторон в экономике Германии.

Сам автор так и не сумел познакомиться с внесенными правками, поскольку был направлен в длительную командировку далеко за пределы Москвы. Бордадын признавал впоследствии: «Мне… казалось, что раз статья получила положительный отзыв Варги и пропущена НКИД, ничего политически неправильного в ней нет».[345]В итоге материал А.Ф. Бордадына, в котором фактически игнорировались слабые стороны германской военной экономики, был опубликован к годовщине советско-германского договора о ненападении.[346]Печатный орган ГУППКА – журнал «Политучеба красноармейца» включил его в список журнальных публикаций, рекомендованных для изучения на политзанятиях сопредельных с СССР стран.[347]

Прививавшееся до 23 августа 1939 г. советской пропагандой враждебное отношение к гитлеровскому режиму «компенсировалось» (не без ее же помощи) уверенностью в быстрой победе над немцами в случае прямого вооруженного столкновения с Германией. Однако триумфальные успехи германской армии порождали несколько иные чувства. Даже В.В. Вишневского, которого трудно заподозрить в германофильстве, изумляла мощь вермахта. 18 июня 1940 г. он записывал в дневнике: «Германия подминает, всасывает страну за страной… Немцы упоены… Тяжело думать, что их организация м[ожет] б[ыть] действительно выше всех организаций в мире. Именно организация: машинность, дисциплина, слепое повиновение, автоматизм, немножко мифов, мистики… Немцы, нацизм – это ответ Европы на Версаль и большевизм. Странное сочетание, – странное, но грандиозное, сильное. Когда в 3 месяца с карты мира смахнуто 5 европейских стран, есть над чем подумать. А мы думали и изучали это явление недостаточно».[348]