Читать книгу - "История зеркала - Анна Нимова"

Мне очень хотелось повторить нашу прошлую прогулку, чтобы, наконец, осмотреть город, о котором так много слышал, но заметил: Ноэль тревожится отходить от дома в поздний час. Потому мы двигались всё той же улицей, и за время встречи я выучил улицу почти наизусть. Годы после того, как мне пришлось покинуть Париж, я вспоминал то место, ибо в памяти оно осталось связано с Ноэль, а всё, что было связано с ней, и ранило меня, и врачевало одновременно. По моим воспоминаниям, несколько домов по обе стороны теснили друг друга, тёмные и однообразные, но всё же не лишенные грубоватой аккуратности. Кое-где сквозь их стены пробивалась трава, что, пожалуй, даже украшало их незамысловатый вид. Двери были наглухо закрыты, будто за ними давно нет никакой жизни, но в окнах, расположенных над головами, там, где ставни оставались ещё распахнутыми, время от времени медленно проплывали тени, напоминавшие, что дома принадлежат людям.

Каково же было моё отчаяние, когда, вернувшись в Париж, я не смог найти это место. Точнее, оно существовало, но изменилось до неузнаваемости, в нём не осталось ничего от прежней жизни. Вновь и вновь я сюда стремился, но вместо знакомого поворота: помнил его по разрисованному деревянному петуху, чудом сохранившемуся и вертящемуся перед глазами, натыкался на крикливых торговок – своим товаром они загораживали весь проход. Наверно, они принимали меня за умалишенного, когда я пытался протиснуться сквозь них и зайти за дом, теперь поперёк стоявший, чтобы посмотреть, осталась ли улица позади него. Мне говорили: уже давным-давно на этом месте всё перестроили, с тех пор, как с десяток лет назад случился сильный пожар, и многие дома обрушились, не выдержав жара, и ничего там нет… Но я всё не могу в это поверить. Мне кажется, если удастся оказаться за этим домом, уже почти мне ненавистным, то откроется та самая улица, Господи, да куда же ей деться? Привычно я постучу в знакомую дверь, и выйдет женщина, конечно, я в своём рассудке и не жду встречи с молоденькой девушкой, но её улыбка, её глаза… Они не изменятся никогда, даже если на пороге передо мной встанет древняя старуха.

– Матушка не боится оставлять вас одну? – спросил я во время разговора.

– Она беспокоится, но доверяет мне, – рассудительно ответила Ноэль.

В отсутствие матери она вела хозяйство и, когда оставалось время, помогала знакомой швее справиться с заказами, за это платили немного, – в словах Ноэль мелькнуло недовольство.

– Вас огорчает, что мало платят за вашу работу?

– Нет, вовсе нет… Я и работаю мало – с матушкой не сравнить.

Всё-таки что-то беспокоило её.

Потеряв надежду выйти в город, пришлось ограничиться тем, что спросил, могу ли иногда её навещать. Она легко согласилась:

– Приходи, когда будет время.

И прибавила с застенчивой улыбкой:

– Ты так непривычно говоришь, совсем не похож на других.

На том мы простились. Но через день я вновь отправился к Ноэль. В прошлый раз я беспомощно метался по улицам, робко останавливая прохожих и отскакивая подальше, если ответом служило грубое слово. Теперь же я шел уверенно и не только потому, что запомнил дорогу. Мысль, что я могу вызвать чье-то расположение, ободрила меня, мне хотелось узнать, что же необычного она находит в моих словах.

Потянув за тяжелое кольцо, я несколько раз осторожно ударил в дверь. Потом ещё раз, но никто не отзывался. Я решил стучать сильнее, тут с верхнего этажа высунулась незнакомая женщина и, тряся головой, визгливо прокричала, чтобы я немедленно убирался, не то она опрокинет на меня ведро кипятка. Что-то прежнее проснулось во мне, испуганный таким приемом, я бросился вон и столкнулся с Ноэль: она возвращалась, неся корзину, переполненную свертками. Заметив мой побег, она громко засмеялась, и я тоже не смог удержаться…

* * *

34

С того времени мы стали видеться. Не так часто, как мне бы хотелось: мы не могли проводить вместе каждый день. И недолго: нужно было успеть вернуться прежде, чем Антонио запрёт входную дверь на ночь. Но как только вечером меня освобождали от работы, я шел её навестить. А когда возвращался, ждал часа новой встречи.

Обычно наши встречи состояли из коротких прогулок. Мы отправлялись в город, но редко удавалось уйти далеко, хотя однажды мы всё-таки добрались до старого дворца на острове, а по дороге я рассказывал, как довелось увидеть короля Людовика. Но шли мы медленно, а может, дни становились короче, ведь лето пошло на убыль, сумерки повернули нас обратно, и больше на остров мы не возвращались.

Впрочем, место прогулок для меня уже не имело значения. Первое время я стремился узнать город, увидеть его большие улицы, коль маленькие мне прискучили, встретить людей, получивших право на этих улицах обосноваться – чем же особым заслужили они сие право? Но вскоре интерес мой поубавился. Я стал частью города и не увидел в нём многообразия, хотя по мере удаления от нашего нищего предместья и дома, и люди становились видимо наряднее и веселее, но, по сути, мало отличались. Как упоминал, отвратительный смрад мог появиться на любой улице, а присущее большому городу напряжение распространялось без исключения на всех, у кого перерастало в глуповатое самодовольство, у кого – в подозрительность и даже откровенную озлобленность. Редко кто выглядел искренне радостным или беззаботным. И, в конце концов, показалось лишним растрачивать внимание на других, коль скоро я всё больше нуждался в общении с Ноэль, теперь моя потребность в собеседнике была удовлетворена полностью.

Однажды она сказала:

– Другие всё видят иначе, чем ты.

– Вы говорите о вашей матушке? – поинтересовался я.

Губы её дрогнули:

– Не только.

Впрочем, улыбалась она нечасто…

Те же слова я бы сам мог сказать о Ноэль. Она совсем не походила на людей, среди которых прошло её детство, и теперь проходила юность – в последнем месяце года ей должно было исполниться шестнадцать. Она умела делать только то, чему смогла научиться у матери, то есть, самые простые дела по хозяйству, но разумность, дарованная ей, легкость, с которой она откликалась на происходящее, позволили бы развиться намного больше, если бы представилась благоприятная возможность.

Временами в голосе Ноэль прорывалось беспокойство, и вскоре по разговорам я догадался о причине. Она прекрасно сознавала своё положение и мысли, как может сложиться собственная жизнь, не могли её не беспокоить. Окружение тяготило её. То, что она видела, удручало так же, как меня на постоялом дворе мучила необъяснимая тоска. Возможно, Господь весьма требователен к подобным натурам, если вне зависимости от их происхождения наделяет способностью воспринимать и размышлять.

Не то что бы она считала, что достойна лучшего – нет, не в этом дело. Скорее, она пыталась определить своё место по отношению к людям, переполненным грубостью и равнодушием, и уже вполне отчетливо сознавала, насколько непросто это сделать. Можно было только догадываться, откуда берется достоинство, с которым она старалась принять уготованную ей по высшей воле жизнь. Притом оставалось надеяться: у неё достаточно сил сопротивляться разрушительному воздействию, ибо жизнь та по духу ей совсем не соответствовала. Но она стремилась узнать новое, другое, что, возможно, могло бы облегчить положение – вот чем объясняется её интерес ко мне, вот почему она хотела со мной встречаться. Я понял это.