Читать книгу - "Куда исчез Гитлер, или Военные тайны ХХ века - Михаил Лещинский"

Все это сильно било по нервам, но и положительных эмоций было много. Мы хорошо представляли, как смотрит страна наши репортажи, с какой радостью узнают люди на экранах родные лица, день за днем следя за их движением к дому, к жизни.

Множество солдатских семей собралось и в Термезе. Они сутками ждали своих ребят прямо у границы, не зная даже примерно, когда произойдет встреча и состоится ли она вообще именно здесь. Никто даже не подумал о том, чтобы сообщить людям, какая часть, где и когда будет пересекать государственную границу. Для этих метущихся от солдата к солдату отцов и матерей мы оказались единственными информаторами и связующим звеном между теми, кто еще шел через обледеневшие горы, нес службу на блокпостах вдоль дорог, мерз на белесой от высокогорного мороза броне. У меня до сих пор хранятся десятки клочков бумаги с наспех нацарапанными номерами частей, полевых почт, солдатскими именами. «Если встретите, передайте, что мы ждем в Термезе», – просили люди. И мы действительно нередко встречали случайно, находили специально, снимали нашей камерой тех, кого так ждали на Родине, на берегу той самой проклятой реки, что еще разделяла войну и мир.

Итак, был теплый, солнечный понедельник… Проводив накануне через границу предпоследнюю часть, мы провели с утра собственную генеральную подготовку к возвращению домой. На бельевых веревках, оставленных между коттеджами их бывшими хозяйками, сушились уже наши тельняшки, подворотнички от камуфляжа и прочие выстиранные тщательно шмотки…

Но впереди еще были две ночи. И, судя по тому, что было вчера, спокойствия не предвиделось. С наступлением темноты на афганском берегу Амударьи начиналась вакханалия. От злобы на нас и страха перед моджахедами, которые уже подошли к городу, буквально, на наших плечах, афганские солдаты, «зеленые», как их называли, палили из всех видов оружия: от автоматов до минометов и легкой артиллерии.

Плюс к этому горели и взрывались костры из боеприпасов, от которых освобождались наши солдаты перед переходом границы. Одним словом, было весело…

Осталось и еще одно страшное воспоминание. Это судьбы наших саперных собак.

На войне они – явление особое. Специально обученные собаки идут впереди саперов, ориентируясь только на свой нюх. Сколько солдатских жизней они спасли. А сами, ничем не защищенные, гибли на минах, получали тяжелые ранения и контузии. Но их всегда старались выходить, оставляли в подразделениях, лечили, кормили тем, чего подчас не хватало самим.

Вместе с солдатами возвращались с войны и они. Моему оператору Борису Романенко удалось снять в те дни на высокогорном перевале Саланг потрясающий кадр. Наши войска преодолевали его в 20-градусный мороз. И вот на броне одной из БМП между двумя передними люками сидела совершенно заиндевевшая овчарка. Ни ветер, ни мороз не могли согнать ее внутрь машины. Она была на службе, она была на посту.

Так вот, этих, в прямом смысле, фронтовых друзей бойцам приходилось оставлять на границе, на ее афганской стороне. Таковы были суровые правила пограничного карантина. Брошенных же на афганской земле, их ждала верная гибель. Причем очень скорая.

Дело в том, что афганцы ненавидели наших собак. Те отвечали им взаимностью, издалека чуя специфический запах тела и одежды, готовы были разорвать каждого в клочья.

И вот теперь у границы афганцы безжалостно убивали из автоматов оставленных нами верных псов. Их предсмертный вой сливался с ночной канонадой…

Вот когда ощутил я впервые обескураживающее чувство подлого предательства.

Теперь оно не покидает меня все эти года, но тогда пришло впервые. Неужели ничего нельзя было сделать, позаботиться заранее о наличии ветеринаров на границе, специального контроля? Уже тогда ничего и никому не было нужно. Так же, как потом никому не нужными стали судьбы прошедших Афганистан, искалеченных этой войной людей, убитых горем потерь семей.

И началось это тогда же, в последние дни и часы войны. Помню, как равнодушно и высокомерно раздавали солдатам памятные часы. Их привезли с собой прямо в фабричных ящиках чистенькие и надменные московские полковники из ГЛАВПУРа. Они совали копеечные картонные коробочки в натруженные солдатские руки, стесняясь или брезгуя смотреть в лица.

А потом, по ту сторону границы, после громких митингов и пышных речей вернувшихся домой с войны, словно преступников, сгоняли на специальные площадки, оцепленные не нюхавшими пороха подразделениями, расформировывали, разгоняли по дальним гарнизонам боевые части и подразделения, увозили в запасники знамена, покрытые славой и отцов и сыновей.

Новомодные политические веяния уже тогда заставляли будущих видных «демократов» прятать «афганскую войну» как позор страны. Да, такой она и была, если говорить о политиках, ее развязавших, а потом бесстыдно предавших и продавших и армию, и память павших. Но история им жестоко отомстила. Именно это предательство разрушило потом великую страну, а поначалу множеством маленьких «афганов» расползлось по Союзу, продолжаясь и сейчас в Чечне. Воистину, история учит только тому, что она ничему не учит.

А как увеличился с тех пор скорбный список наших потерь. Сколько новых имен поминаем мы, молча поднимая третий тост!

Сколько умерло от ран, сколько погибло в Таджикистане, в Закавказье, на Кавказе?

Сколько добровольно ушло из жизни, не выдержав бездушия и подлой лжи?

Мы продолжаем терять друзей на той самой, «афганской»… Как рано ушли от нас генералы Захаров, Щербаков, Дубынин, Высоцкий, Карпухин. Как трагически погиб на боевом посту Виктор Петрович Поляничко. Нелепа и страшна смерть Артема Боровика. Потерям нет и не будет числа.

И в тот день, 15 февраля 1989-го, мы словно предчувствовали все это, собравшись у пограничного шлагбаума перед въездом на мост через Амударью.

Уже вытянулись в колонну БТРы, солдаты и офицеры стирали с начищенных с вечера сапог и ботинок успевшую налететь въедливую афганскую пыль, ладили к полевой форме боевые ордена и медали.

Собрав вокруг себя командиров, давал последние наставления генерал Громов. Мы коротко поговорили тогда с ним. «Я бы поставил памятник каждому прошедшему Афганистан, – сказал командующий, – а вообще, знаешь, мы будем вспоминать эти годы как лучшие годы нашей жизни…»

И тогда и потом я слышал эти слова от многих. Да, и сам тоже так думаю. Ведь это было время, когда каждый солдат и командир чувствовал свою незаменимость, нужность Родине и товарищам. Каждый был словно истребитель на взлете…

Прозвучала команда «Заводи», махнули флажками регулировщики, открылся шлагбаум, и головная машина, в люке которой под развернутым боевым знаменем стоял командующий, въехала…

Так в долгожданную среду закончилась эта война. Формально закончилась, для истории. В наших же сердцах и жизнях она продолжается.