Читать книгу - "Ликвидация России. Кто помог красным победить в Гражданской войне? - Николай Стариков"

Непостижимо и другое: по всей стране развал и анархия, дисциплины нет даже в свежеиспеченных частях Красной гвардии. Вся страна стонет от банд мародеров и бандитов, в которые превратилась большевизированная часть старой русской армии, демобилизованная и отправленная но домам. В том же Крыму – террор, анархия и никакой, абсолютно никакой дисциплины. И только в одном отряде в России порядок старый, добрый, дореволюционный. Это отряд революционных матросов охраняет не Ленина, не Троцкого, не съезд Советов... а нескольких Романовых. Совершенно случайно, разумеется. И конечно, только по прихоти случая в этой группе находятся:

• Великий князь Александр Михайлович Романов;

• вся его семья: жена Ксения Александровна родная сестра Николая II, его дети – сыновья и дочки (пять человек);

• Великий князь Николай Николаевич Романов бывший главнокомандующий русской армией, двоюродный брат Александра Михайловича. Спасен он (то есть арестован) не один, а со своей супругой Великой княгиней Анастасией Николаевной и ее сыном князем Сергеем Георгиевичем, герцогом Лейхтенбергским;

• его брат Великий князь Петр Николаевич со своей семьей;

• вдовствующая императрица Мария Федоровна, в молодости – датская принцесса Дагмар. Мать императора Николая II.

Вот за эту соль земли русской и готовы пожертвовать жизнью не гвардейские офицеры, не отпетые монархисты, а революционные матросы Севастопольского Совета? Вам это не кажется странным? Ведь если между большевиками есть хоть какая-то связь, если разные советы между собой разговаривают хотя бы по телефону, то за пять месяцев сидения Романовых в Дюльбере можно было выяснить между собой, кому их сподручнее расстрелять. Так нет, все ходят и ходят ялтинцы к имению, вместо того чтобы добиться в Севастополе одобрения на ликвидацию группы бывших правителей России. Значит, не дают добро в Севастополе, а почему? Что же можно ответить на «справедливое» требование ялтинских товарищей выдать им романовскую камарилью? Почему севастопольцы такого приказа не дают, ведь командир отряда, охранявшего узников, отвечает однозначно: «Им возражал чрезвычайно красноречиво Задорожный, что каждому из его подчиненных было бы чрезвычайно лестно расстрелять Великого князя, но не ранее, чем Севастопольский Совет отдаст об этом приказ»[151].

Может, сидят в Севастопольском Совете добрые большевики, совесть у них проснулась неожиданно, и поэтому они злым ялтинцам отказывают? Свидетельства очевидцев говорят нам об обратном: нет между большевиками никакой географической разницы, псе они одинаковые убийцы и насильники. Живут севастопольцы и ялтинцы душа в душу, вместе борются с мировой контрреволюцией путем бессудных казней, грабежей и насилий. Кто из них ужасней и кровавей еще надо считать и смотреть. И только в вопросе о нескольких членах династии Романовых получаются у них коренные разногласия! Только при произнесении фамилии бывшего царя разглаживаются морщины на лбу севастопольских витязей революции, мягчеет их стальное сердце и появляется в их каменных душах искра сострадания. Выходит, так?

Давайте вспомним, кто же в Севастополе главный большевик. Неужели он такой добрый, что всех остальных своей преступной добротой заразил? Нет, глава местных коммунистов – Юрий Петрович Гавен-Даумап, направленный Лениным в Севастополь. Иными словами, товарищ проверенный. Он-то и превратил за три месяца черноморских матросов в зверей. По делам своим товарищ Гавен злой, по словам Врангеля тоже, а в ситуации с «узниками Дюльбера» добряк первостатейный. Никак он пе дает приказ товарищу Задорож- ному выдать Романовых ялтинским анархистам. А те просят постоянно! Но ведь пять месяцев просто так отмолчаться не удастся, иначе тебя самого «контрой» объявят, да с грузом на ногах отправят кормить черноморских рыб. Надо ялтинским товарищам ответ дать, да еще мотивированный. Должны в Севастополе ответить что-то типа «есть распоряжение от товарища Ленина беречь этих Романовых, потому и расстрелять их нельзя». Но ведь не может товарищ Ленин отдать такой приказ в Севастопольский Совет кому попало, открыто. Не поймет матросская вольница всех этих политесов, из повиновения выйдет. Такой приказ можно только тайно отдать товарищу проверенному, например тому же Гавелу, да вместе с распоряжением отправить его загодя в Севастополь с заданием устанавливать там советскую власть. А заодно ждать приезда отряда Задорожного и тянуть время, не допуская ни в коем случае расправы над Романовыми. Вся крымская эпопея Романовых продлится пять месяцев. От описываемых событий марта 1918-го потерпеть осталось совсем чуть-чуть. Почему? Потому, что в начале апреля 1918 года в Крым вступят немецкие войска, и Романовы будут спасены.

Давайте не будем забывать, что в это самое время товарищ Ленин, столь добрый для Александра Михайловича и его спутников, отдает приказы об аресте Михаила Романова, о высылке семьи Николая Романова из Тобольска в Екатеринбург. Но они – наследники трона, а потому, как основные претенденты на престол, должны быть ликвидированы. Великий князь Александр Михайлович и старая мать императора Николая на трон не претендуют, поэтому могут и должны быть спасены. Тем временем жизнь в Дюльбере идет своим чередом. Живут Романовы и их «тюремщики» душа в душу. Великий князь Александр Михайлович помог охране наладить работу прожекторов, чтобы они могли его еще лучше стеречь. Не было такого взаимопонимания со своими охранниками ни у Николая Романова, ни у других членов его многочисленного семейства. Не надо удивляться – в нашем случае это ведь не тюремщики, а охрана! Она не столько не дает «заключенным» совершить побег, сколько спасает их от кровавой расправы. Великий князь Александр Михайлович почти со своими «тюремщиками» крепко подружился, так крепко, что остальные Романовы даже удивлялись.

«Великий князь Николай Николаевич не мог понять, почему я вступал с Задорожным в бесконечные разговоры.

– Ты, кажется, – говорил мне Николай Николаевич, – думаешь, что можешь переменить взгляды этого человека. Достаточно одного слова его начальства, чтобы он пристрелил тебя и нас всех с превеликим удовольствием.

Это я и сам прекрасно понимал, но должен был сознаться, что в грубости манер нашего тюремщика, в его фанатической вере в революцию было что-то притягательное. Во всяком случае я предпочитал эту грубую прямоту двуличию комиссара Временного правительства. Каждый вечер, пред тем как идти ко сну, я полушутя задавал Задорожному один и тот же вопрос: «Ну что, пристрелите вы нас сегодня ночью?»

Его обычное обещание не принимать никаких «решительных мер» до получения телеграммы с севера меня до известной степени успокаивало. По-видимому, моя доверчивость ему нравилась, и он спрашивал у меня часто совета в самых секретных делах. В дополнение к возведенным укрытиям для пулеметов я помог ему возвести еще нисколько укреплений вокруг нашего дома, помогал ему составлять рапорты Севастопольскому Совету о поведении бывших Великих князей и их семейств и т.п.»[152]