Читать книгу - "Невеста императора - Игорь Ефимов"

ГАЛЛА ПЛАСИДИЯ — О КРОВОСМЕСИТЕЛЬНОМ СВАТОВСТВЕ

Сын Стилихона, Эферий, был задет стрелой во время похода против Радагаиса, и раненая голень плохо заживала. Дворцовые хирурги пробовали то сицилийскую мазь, то припарки из молочая, то змеиный яд, размешанный в святой воде. Эферий стучал костылем по залам и коридорам, томился скукой. Мне было жаль его, и я разрешала ему навещать меня чаще, чем это хотелось бы его отцу, но все же реже, чем хотелось бы его матери — Серене. Нянька Эльпидия садилась сбоку и следила, чтобы расстояние между нашими коленями оставалось достаточным для проезда по крайней мере четверки лошадей. Если кончик моей туфли выглядывал из-под платья, она громко кашляла и заводила глаза к потолку.

Я с интересом расспрашивала Эферия о римских порядках, многие из которых казались мне весьма диковинными. Например, в Константинополе я никогда не слыхала, чтобы усыновленный мог стать полноправным наследником имени и состояния. В Риме же человек мог обзавестись сыном, не подвергая себя бурям и смерчам брачной жизни. Усыновление было таким же священным обрядом, как и брак. Многие важные должности по закону должны были предоставляться только главам семейств. И вдовый или даже холостой кандидат мог легко обойти это препятствие, выбрав себе «сына» из толпы молодых клиентов. Рядом с понятием «выгодный брак» жило понятие «выгодное усыновление». Законы повсюду теснили непослушную природу, а когда они сами становились препятствием, сочинялись новые законы для обхода прежних.

— Как я ненавидел риторские упражнения в школе, — рассказывал Эферий. — Нужно было изламывать свой мозг, решая бессмысленные юридические казусы. «Представим себе, — говорил, например, наш профессор, — что в стране принят закон, дающий изнасилованной женщине право решать судьбу насильника: либо присудить его к смерти, либо выйти за него замуж. И представим себе, что насильник изнасиловал не одну женщину, а двух. И одна потребовала его в мужья, а другая требует его смерти. Как должен поступить судья?»

Эльпидия начинала возмущенно кашлять, а мы со смехом пускались в эротический лабиринт римского правосудия и блуждали в нем, пока не напарывались на минотавра полной бессмыслицы.

Время от времени военачальник Стилихон приезжал в Равенну с докладом императору. Эферий в эти дни не показывался у меня, но отец его почти каждый день наносил мне визит. Его посещения рождали во мне душевную смуту, в которой громче всего пели два несовместимых голоса: голос гордости и голос стыда. Мое тщеславие пузырилось от мысли, что такой могущественный человек говорит со мной о государственных делах. Но моя трезвость прокалывала этот пузырь, напоминая, что я не знаю и половины названий захваченных и сданных галльских городов, упоминаемых Стилихоном, не говоря уже об именах варварских вождей и римских легатов, подступавших к их стенам.

В том году несчастная Галлия сделалась добычей многих хищников. Со стороны Рейна летели и летели новые варварские шайки, возбужденные беззащитностью богатого края. С юга, со стороны Пиренеев, нападали вандалы, основавшие там свое королевство. Наконец, взбунтовались легионы в Британии и под командой узурпатора, назвавшего себя Константином Третьим, пересекли Ла-Манш.

Голос у Стилихона был глухой, сдавленный. Если бы статуя, держащая крышу храма, вдруг заговорила, у нее мог бы быть такой же напряженный голос. Он терпеливо посвящал меня в тайны законов войны, которые так часто отказывались подчиняться законам математики. Как листы с капустного кочана, снимал он один за другим цветистые рассказы историков и летописцев, и из-под них вылезала единственная твердая основа истории, которую он понимал, в которую верил: меч. Тайна, однако, состояла в том, что десять мечей могли оказаться сильнее ста, если эти десять мечей были в руках солдат, готовых умереть друг за друга и за своего полководца. Именно поэтому маленькая Римская республика сумела покорить всю Италию, а тридцатитысячное войско Александра Македонского смогло завоевать двадцатимиллионную Персию.