Читать книгу - "Поход в Европу. Когда Америка была с Россией - Дуайт Дэйвид Эйзенхауэр"

В последние дни лета 1944 года, как нам было известно, немцы все еще располагали значительными резервами внутри Германии. Любое предложение о решительном броске небольшими силами с целью форсирования Рейна и дальнейшего наступления к центру Германии было бы совершенно неприемлемым. Даже если бы эти силы составили около дюжины дивизий, а большому числу войск просто невозможно было обеспечить поддержку, то наступающая колонна по мере выделения из своего состава частей для прикрытия флангов постепенно настолько уменьшилась бы, что в конечном счете оказалась бы перед фактом неизбежного поражения. Такая попытка с нашей стороны была бы на руку противнику.

Чем больше мы изучали обстановку, тем яснее становилось, что разработанный в течение многих месяцев план операции все еще оставался в силе, хотя некоторые конкретные моменты в сложившейся обстановке не были предусмотрены в нем. Поэтому я решил, что мы будем наступать на правом фланге до места встречи с войсками генерала Деверса, то есть приблизительно, по нашим расчетам, до района Дижона, в то время как на левом фланге Монтгомери получит распоряжение продвигаться вперед как можно быстрее, чтобы обязательно выйти на рубеж, на котором можно будет надежно прикрыть Антверпен. Брэдли приказал 1-й армии генерала Ходжеса наступать на одной линии с английскими соединениями приблизительно в направлении на Ахен, с тем чтобы обеспечить успех на нашем левом фланге.

Это наступление в северо-восточном направлении, как мы надеялись, будет настолько быстрым, что мы, возможно, даже сумеем овладеть плацдармом на восточном берегу Рейна до того, как произойдет неизбежная остановка наших войск. Захват такого плацдарма явился бы непосредственной угрозой Руру.

Именно в соответствии с этим планом развернулись бои в последующие недели.

К концу августа остро встал вопрос о том, как быть с Парижем. В ходе всех предварительных операций мы прилагали большие усилия, чтобы избежать прямых бомбардировок французской столицы. Даже при нанесении ударов по французским линиям коммуникаций мы старались бомбить железнодорожные узлы, расположенные вблизи этого города, и совсем не трогали станций внутри самого Парижа. Мы хотели также избежать боев непосредственно в самой столице, намереваясь окружить ее и вынудить сдаться находившийся там немецкий гарнизон. Мы, конечно, не могли знать истинной обстановки в городе. В это время мы стремились беречь каждую унцию топлива и каждый снаряд, чтобы обеспечить себе выход на максимально выдвинутые рубежи, и я надеялся отложить фактический захват Парижа до тех пор, пока не получу сведений о том, что его жители голодают или оказались в отчаянном положении.

В этом вопросе на меня сильно влияли действия «свободных французов» в самом Париже. По всей Франции «свободные французы» оказывали нам неоценимую помощь в ходе боев, но особую активность они проявляли в Бретани. Без этого нам потребовалось бы значительно больше времени для освобождения Франции и нанесения поражения противнику в Западной Европе, потери при этом мы несли бы более серьезные. Так что когда «свободные французы» подняли восстание в Париже, нужно было быстро оказать им поддержку. Из имевшихся у нас сведений было ясно, что крупного сражения не произойдет, поэтому мы считали, что достаточно вступления в город одной или двух союзных дивизий, чтобы завершить освобождение столицы Франции.

По решению генерала Брэдли почетная миссия первой вступить в город была поручена французской 2-й дивизии под командованием генерала Леклерка. Ветераны этой дивизии начали боевой путь у озера Чад три года назад, совершили почти немыслимый переход через пустыню Сахара, присоединились к 8-й армии, чтобы принять участие в последних фазах африканской кампании, и теперь, 25 августа 1944 года, ее командир принял капитуляцию генерала, командовавшего немецким гарнизоном в Париже. Это была принесшая удовлетворение кульминация одиссеи, начавшейся в Центральной Африке и завершившейся в Берхтесгадене в Германии.

Однако для полного подавления противника в Париже и восстановления в столице порядка пришлось ввести туда американскую 4-ю дивизию. К счастью, бои не причинили большого материального ущерба городу. С нашей точки зрения, наиболее существенным из всех благоприятных обстоятельств было то, что мосты через Сену остались неповрежденными.

Освобождение Парижа 25 августа оказало огромное воздействие на людей; даже скептики начали понимать, что Гитлеру скоро конец. К этому времени противник понес огромные потери. Со времени нашей высадки в Нормандии три вражеских фельдмаршала и один командующий армией были сняты со своих постов или выведены из строя вследствие полученных ранений. Роммель был тяжело ранен 19 июля, когда его машину обстрелял один из наших самолетов-штурмовиков. Спустя несколько месяцев он покончил с собой, чтобы избежать суда за якобы его причастность к заговору 20 июля с целью убийства Гитлера. Один командующий армией, три командира корпуса и пятнадцать командиров дивизий были убиты или взяты в плен. Противник потерял 400 тыс. убитыми, ранеными или пленными. Половину из этого числа составляли пленные, причем 135 тыс. из них были взяты в плен после 25 июля.

Потери немцев в боевой технике составили 1300 танков, 20 тыс. других боевых машин, 500 штурмовых орудий и 1500 артиллерийских стволов. Немецкая авиация также понесла серьезные потери. Более 3,5 тыс. самолетов было уничтожено, и это в дополнение к тому, что еще перед вторжением немецкие военно-воздушные силы были серьезно обескровлены действиями нашей авиации.

Все это привело к значительному снижению морального духа в войсках противника. Особенно это было заметно среди военнопленных старших офицеров, так как они в силу своего профессионального опыта раньше других могли увидеть неизбежность окончательного поражения Германии. Однако немецкая армия в целом еще явно не достигла стадии массового краха; не оставалось никаких сомнений в том, что немецкие дивизии, если сложатся более или менее благоприятные условия, еще в состоянии оказать ожесточенное сопротивление.

* * *

Сразу же после освобождения Парижа я выразил генералу де Голлю надежду, что он быстро прибудет в Париж; я хотел, чтобы он, как символ французского Сопротивления, въехал в столицу Франции, прежде чем я войду или пройду через нее.

В субботу, сразу же после захвата города, я заехал в штаб генерала Брэдли и узнал там, что генерал де Голль со своим штабом уже обосновался в одном из правительственных зданий в Париже. Я тут же принял решение нанести ему официальный визит. Сообщив Монтгомери о своем намерении, я попросил его сопровождать меня. Но он не мог оставить командный пункт ввиду быстро изменявшейся обстановки на его участке фронта, и я ограничился тем, что взял с собой своего английского помощника полковника Голта.