Читать книгу - "Замки баварского короля - Мария Залесская"

По свидетельству современников, Рудольф обладал глубоким интеллектом и отменным художественным вкусом. Мало кому известно, что первая в Европе кунсткамера — музей самых разнообразных необычных предметов — это вовсе не Кунсткамера в Петербурге, а Кунсткамера Императора Рудольфа II. Кроме того, всю свою жизнь Рудольф собирал произведения искусства: знаменитая «Рудольфова галерея» находилась в среднем крыле Пражского Града и отличалась великолепным собранием живописи и скульптуры.

Покровительствовал Рудольф II и наукам. Выдающийся датский ученый Тихо Браге выполнял для Рудольфа астрологические расчеты, а знаменитый ученик Т. Браге Иоганн Кеплер рассчитал на основе наблюдений своего учителя планетные таблицы, вышедшие в 1627 году, и назвал их в честь венценосного покровителя Рудольфинскими таблицами (лат. Tabulae Rudolphinae). Долгое время они служили астрологам и астрономам для вычисления положений планет.

Говоря о признании магии и оккультизма на государственном уровне, двор Рудольфа II являет собой, пожалуй, самый хрестоматийный пример. Во время правления Рудольфа Прага стала центром оккультных наук. Император оказывал покровительство алхимикам, астрологам, магам, каббалистам и сам был не чужд этих занятий.

Да, большинство тех, кто пользовался благами Рудольфа, были шарлатанами, которые просто использовали доверие императора и «тянули» с него деньги.

Но для того, чтобы «тянуть деньги» с доверчивого монарха, вовсе необязательно жить в XVI веке, будучи непременно магом или астрологом. Можно даже быть выдающимся художником или гениальным композитором. Главное — «попасть в струю», понять, так сказать, душу августейшего покровителя и умело воспользоваться этим. Да, Людвиг II не занимался алхимическими опытами, был далек от тайн каббалы и магии. Больше всего на свете он любил архитектуру, музыку, литературу и театр. А стало быть, и при дворе его «кормились» в первую очередь архитекторы, декораторы, актеры и музыканты.

Что касается «архитектурных чудачеств» Людвига, о которых в основном и пойдет речь в этой книге, то Бавария обязана ему тремя новыми дворцами (кроме них, мы будем также подробно говорить и о месте рождения короля, родовом замке Виттельсбахов Нимфенбурге (Nymfenburg), и о знаменитом «лебедином замке» Хохэншвангау, в котором Людвиг провел свое детство и сформировался как личность), представляющими собой в полном смысле слова шедевры зодческого искусства. Это наиболее известный Нойшванштайн, построенный в горах над пропастью на высоте 1008 метров, очаровательный Линдерхоф (Linderhof), находящийся также в горах, недалеко от австрийской границы, и, наконец, «баварский Версаль» на Херренкимзее (Herrenchiemsee) на острове Херренинзель (Herreninsel)^[12], на озере Кимзее (Chiemsee). Каждый из них воплотил один из главных идеалов своего создателя: Нойшванштайн стал символом средневековой рыцарской романтики, Линдерхоф — памятником двум кумирам Людвига II — Людовику XIV и Рихарду Вагнеру, а Херренкимзее — олицетворением абсолютной королевской власти.

Четвертый замок, навеки связанный с именем «сказочного короля», Берг (Berg), был построен задолго до него, но король его частично перестроил по своему вкусу. Поэтому его мы тоже будем относить к «замкам безумного короля», тем более что он знаменит еще и своей трагической историей — именно здесь Людвиг II нашел свою смерть. Нашим «героем второго плана» станет охотничий домик Шахен (Schachen), который, конечно же, нельзя назвать замком в прямом смысле этого слова. Но тем не менее он также представляет огромный интерес и, в первую очередь, своей роскошной отделкой внутренних помещений, выполненной в восточном стиле. Мы остановимся и на нереализованных проектах короля-архитектора, которым помешали осуществиться как прозаическая нехватка средств, так и трагическая кончина Людвига II…

Что же касается «придворных музыкантов», то здесь в первую очередь вспоминается имя Рихарда Вагнера. Но… Будет большой ошибкой и полным непониманием личности Людвига считать, что в случае с Вагнером король покровительствовал композитору. В материальном плане — да, но в эмоциональном — скорее наоборот, композитор снисходил до короля, владыка вечного идеального мира снисходил до владыки мира бренного. Судьбы двух этих людей оказались настолько связаны между собой, что можно с уверенностью сказать: ни один из них не стал бы тем, кем он стал, без другого. Рисуя психологический портрет короля, невозможно не остановиться на отношениях Людвига II Вагнера более подробно. Тем более что, разобравшись в них, мы как раз и обретем ключ к пониманию личности Людвига в целом.

Живший в мире собственных грез, с детства воображая себя шванриттером^[13], король, предпочитавший одиночество любому самому блестящему обществу, тем не менее искал в реальной жизни того, кто мог бы поддержать и понять его натуру, того, кого мы бы сейчас назвали духовным учителем или гуру. Сам по себе поиск поддержки такого рода безусловно говорит о слабости или же глубоком отчаянии того, кто такую поддержку ищет. Это или неосознанное стремление к защите, стремление опереться «на сильное плечо», или столь же неосознанное бегство от одиночества, взятого «на знамя» в реальной жизни: «и все-таки я такой не один».

^{Елизавета Австрийская}

Сначала поиски родственной души привели Людвига к Елизавете Австрийской^[14]. Многие биографы баварского короля (в частности, как мы уже упоминали выше, Лукино Висконти) считают их отношения просто любовным союзом мужчины и женщины: Людвиг полюбил свою прекрасную двоюродную тетушку^[15], которая была на 8 лет его старше; она бы рада ответить ему взаимностью, но жизненные обстоятельства — в 1854 году она вышла замуж за австрийского императора Франца-Иосифа — разлучили влюбленных, и эту трагедию каждый из них переживал всю последующую жизнь, так и не обретя счастья. Но на самом деле все было далеко не так просто. Любовь Людвига к Елизавете и Елизаветы к Людвигу (безусловно, не столь гибельная, вследствие более сильной натуры австрийской императрицы) — это союз двух одиноких сердец, не находящих понимания среди своего окружения и потому так страстно стремящихся к обществу друг друга. Они были, если можно так выразиться, одинаковыми: вкусы, пристрастия, отношение к жизни и людям — все роднило их и позволяло общаться, понимая друг друга с полуслова. Ни он, ни она не могли больше никому открыться с такой полнотой, не опасаясь насмешек или холодного осуждения. Невозможность быть вместе — это не столько трагедия разлученных Ромео и Джульетты, сколько окончательный приговор к полному душевному одиночеству. Возможно, что последующее неприятие Людвигом женщин кроется в невозможности найти ни в ком из них вторую Елизавету — идеал и духовной, и внешней красоты; для Людвига — совершенство во всех отношениях. Если бы ее не было в его жизни, он, может быть, и нашел бы свое счастье в более или менее приближенном к этому идеалу «варианте». Хотя бы в той же принцессе Софии^[16]. Но Елизавета фактом своего существования показала Людвигу, что идеал существует во всей своей полноте не только в мечтах, но и в действительности. Только он недосягаем именно для него. А те, для кого досягаем, не в состоянии этот идеал оценить и понять. Вот она — полная картина несовершенства этого мира, крушение всех надежд, бездна отчаяния…