Читать книгу - "Лефорт - Николай Павленко"

Из щедро цитируемых нами писем Франсуа Лефорта, как и из писем, отправленных родственникам в последующее время, можно сделать два наблюдения: женевец, несомненно, владел пером, умел четко и ясно формулировать свои мысли, принуждал читателя писем сопереживать трудностям, с которыми он сталкивался. В то же время он умел тонко и ненавязчиво подчеркнуть свою роль в происходивших событиях.

В поисках счастья Франсуа отправился в Нимвеген, куда съехались дипломаты европейских дворов для переговоров о заключении мира между воевавшими сторонами, а также множество военачальников. Небольшой городок неожиданно превратился в центр политической жизни Европы. Помимо дипломатов и высоких воинских чинов, там толпами бродили наемники, служившие в армиях и той и другой стороны. В связи с прекращением военных действий они за ненадобностью оказались уволенными и теперь надеялись найти новое место службы. Однако казна воевавших противников истощилась настолько, что содержать наемников никому не было по карману.

В Нимвегене Лефорту подфартило. В июне 1675 года в письме матери он писал: «Здесь находится полковник (Яков фон Фростен. — Н. П.), голландец, служивший во Франции и отправляющийся теперь в Московию. Он предложил мне чин капитана. Через две недели корабли отплывут туда. Все собрались в Амстердаме, потому что полковник имеет до двадцати офицеров, его сопровождавших. Капитан сегодня утром уехал и будет ждать нас в Амстердаме. Я писал господину Туртону, чтобы он осведомился по этому делу, и если найдет, что оно хорошо, то я оставлю у господина Туртона письмо, которое обо всем известит вас. Вы думаете, что это сказка? Нет, подполковник должен всех людей (каких только найдет) привезти к великому князю Московии, у которого армия в 200 тысяч человек. Одним словом, матушка, могу уверить вас, что вы услышите или о моей смерти, или о моем повышении…»

Для отправки в Московию требовались деньги, которых у Франсуа не было. Он умел их тратить, но в свои двадцать лет еще не научился их зарабатывать. На этот раз Франсуа опять выручил Туртон. Он уплатил долг хозяйке квартиры, в которой в Нимвегене проживал Лефорт, а также позаботился об отправке Франсуа в Архангельск, уплатив капитану деньги за проезд. Хозяйка так обрадовалась, что дала денег своему постояльцу на дорогу и даже отправила письмо его матери. «Он всегда вел себя крайне похвально и честно, — писала она о Франсуа, — и это было причиной, что я заботилась о нем, как о родном сыне».

Двадцать шестого июля 1675 года торговые корабли, стоявшие в Амстердаме в ожидании попутного ветра, отправились в Архангельск. Понадобилось шесть недель, чтобы 4 сентября корабль, на котором плыли наемники, бросил якорь в Архангельском порту. Здесь Франсуа Лефорту (или Францу, как его стали называть в России) и его товарищам в полной мере довелось познакомиться с волокитой, царившей в учреждениях Московии.

До сих пор неясно, какую миссию выполнял полковник Яков Фростен и нанимал ли он военных по собственной инициативе или по поручению московских властей. Во всяком случае их появление в Архангельске для местного воеводы Федора Полуектовича Нарышкина оказалось полной неожиданностью, поставившей его в затруднительное положение. Воевода не знал, как ему поступить с новоприбывшими. В Архангельск же вместе с полковником Яковом фон Фростеном прибыли подполковник фон Торнин, майор Франц Шваберг, капитаны Станислав Тшебаковский, Филипп фон Дерфельд, Иван Зенгер, Яков Румер и Франц Лефорт, а также поручики Ян Пузн, Питер Юшим, Оливер Дерпен, Михель Янсен и еще два прапорщика.

Вероятнее всего, испытания, выпавшие на долю иноземцев, стали следствием нерасторопности Иноземского приказа, ведавшего наемниками, — он не удосужился предупредить Нарышкина об ожидаемом приезде гостей. Не исключено также, что обстановка на южной границе России стала спокойной настолько, что отпала надобность в иноземных офицерах, и Иноземский приказ проявил полное равнодушие к судьбе прибывших и счел для себя необязательным проявлять о них заботу

Сам воевода к иностранцам не питал симпатий, и будь его воля, он усадил бы незваных гостей на корабль, отправлявшийся из Архангельска в Амстердам, либо, если они окажут неповиновение, отправил бы всех в Сибирь, в ссылку. Но воевода знал, что царь Алексей Михайлович под влиянием очередного временщика А. С. Матвеева (сменившего Б. И. Морозова) проявляет терпимое отношение к иностранцам. А потому, опасаясь вызвать недовольство в Москве, воевода Нарышкин действовал осмотрительно. Требование прибывших выдать им государево жалованье и немедленно отправить их в Москву воевода удовлетворил лишь частично. Он не рискнул без надлежащего указа отправить четырнадцать иностранных офицеров в Москву, но все же отважился определить им кормовой оклад в сумме полтина на день — сумма смехотворно малая, если учесть, что многие из иноземцев прибыли с семьями. Из этой суммы полковнику было положено восемь копеек в день, а капитану — три копейки.

От каждого прибывшего воевода получил расспросные речи — показания — и отправил их в Посольский приказ боярину Артамону Сергеевичу Матвееву, «а полковника и начальных людей к тебе, великому государю, к Москве без твоего, великого государя, указу отпустить не смели, — писал он, — а велели им побыть у Архангельского города до твоего, великого государя, указу. И твоего, великого государя, жалованья на корм велели им давать, примерясь к прежнему, не по велику».

Расспросные речи приезжих представляют для нас немалый интерес. Многие из них показали, что они родом из Прусской земли, в том числе и капитан Франц Лефорт, хотя известно, что он был уроженцем Женевы. «Капитаны Станислав Тшебековский, Филипп Фрянцов, Иван Кашпиров, Яков Михайлов, Франц Лефорт родом сказали Прусские же земли города Дансика. И из Прусской де земли были они в Ышпанской и в Галанской землях и служили от ишпанцов и от голанцов с фрацужены во многих боях с полковником фон Фростеном вместе».

Как видим, Лефорт допустил в расспросной речи две неточности: он родился не в Данциге, а в Женеве, и в испанской армии никогда не служил. Чем это объясняется, неведомо.

Истёк месяц томительного ожидания ответа Посольского приказа, но гонец за этот месяц успел лишь добраться до Москвы. Воевода отправил в Москву нового гонца с грамотой, в которой была повторена просьба «нам, холопам своим, указ учинить». На исходе второго месяца ожидания был получен ответ, вконец разочаровавший приезжих. В грамоте было написано, что в иноземцах нужды нет и их надлежит выслать за море, а государева жалованья им не выдавать и впредь приезжих иноземцев отправлять на родину, поскольку нужда в них отсутствует.

Стоял ноябрь месяц, навигация на Белом море закончилась, и корабли, направлявшиеся в Амстердам, давно ушли. Иноземцы оказались в тяжелейшем положении, поскольку лишились даже прежних скромных кормовых денег. «…Не могу не известить вас о том печальном положении, в котором все мы до сих пор находимся, — писал Лефорт из Архангельска Туртону еще 18 ноября 1675 года. — Мы не можем добиться поступления на службу, но меня крайне огорчает изведанный мною опыт относительно прекрасных обещаний нашего полковника в том, что он нам поможет и мы ни в чем нуждаться не будем. Случилось противное, но и он сам бедствует вместе с нами».