Читать книгу - "Свет вылепил меня из тьмы - Игорь Калинаускас"

Естественно, любой член духовного сообщества обычно выглядит асоциальным по той простой причине, что, не имея социального разрешения, он реализует свое социальное бытие по сценарию, который Великое Среднее заготовило лишь для великих и знаменитых, для исключений.

Члены духовного сообщества сразу начинают жить по сценарию, разрешенному Великим Средним только для таланта. В этом сценарии тоже предусмотрено, что в начале пути, пока еще нет продукции, талант пинают со всех сторон. Он тоже асоциален. Все основные опасности содержатся в первом этапе – этапе целевого бытия. Почему? Потому что очень легко создать пародию на целевое бытие, используя его особенности для самооправданий. Для того чтобы различить целевое бытие из духовного сценария и видимость целевого бытия, годится тот же критерий упрощения или усложнения жизни. Он помогает обнаружить разницу довольно быстро и спокойно. В духовной традиции целевое бытие – это очень трудный путь, это фаза восхождения.

Восхождение – целевое бытие

Происходит постоянное усложнение, нарастание трудностей как во внешнем мире, так и во внутреннем. Чем дальше, тем сложнее, чем дальше, тем труднее. Поскольку этот принцип совершенно противоположен обычному сценарию – чем дальше, тем легче, – то естественно, что сам он и служит критерием отбора и различения. Никакой таинственности не надо – сам принцип производит отсев. Те, кто не в состоянии следовать этому принципу, оказываются не в состоянии осуществить следующий шаг, и все.

Жизнь Великого Среднего, поскольку ты находишься внутри нее, не в специальных условиях, размывает тебя, затягивает в свою налаженную колею. Сама по себе жизнь прекрасна и в обычном варианте, она действительно прекрасна, если относиться к ней творчески, если быть в ней духовным, в обычном смысле этого слова. Она дает огромное количество радости, творчества – в ней можно найти все, что вы хотите, она очень многообразна. А тут предлагается бедная жизнь, особенно в первой фазе – очень бедная, однонаправленная. И поэтому здесь очень сложно.

Другой вариант возникает, когда кто-либо сталкивается с традицией, где создается специальная ситуация, скажем, монастыря, на время или навсегда. Традиция развивается внутри замкнутого социума, по определенным правилам – там, конечно, все несколько иначе. Но и там проявляется тот же принцип – не всякий послушник оказывается способным реализовать себя. Далеко не всякий. Каждый человек – штучный человек, единственный – это основной принцип духовности, и поэтому невозможно создать структуру, гарантирующую одинаковое достижение всем. Идея уравниловки в духовности возникнуть не может в силу своей антигуманности.

Она опровергает исходный тезис познания духовного: каждый человек, взятый в его тотальности, неповторим. Конечно, у него есть какие-то элементы, которые совпадают частично или взаимно перекрываются, но по сути каждый конкретный человек уникален. А значит, не может быть одинаковых результатов. Поэтому знание, которое духовное сообщество добывает и реализует в различных практиках, резко отличается от того знания, к которому мы с вами привыкли. Привычное знание предназначено для массового человека, оно имеет дело со стандартом. Когда человек воспитан по определенным правилам социализации, эти правила делают нас более или менее похожими. У нас нет знания, предназначенного для индивидуальности. В нашем сообществе только недавно появились спецшколы, кое-какая элитность, разбор по индивидуальным одаренностям и прочее. Но знания, предназначенного для выявления штучности, пока нет. А если и есть, то практически все оно заимствовано в той или иной форме у духовного сообщества.

Каким же образом духовное сообщество, несмотря на все эти сложности, умудряется существовать в течение тысячелетий и даже в наше время? Из-за растущей государственности и монополизации наше время – наиболее суровое для духовного сообщества. Почти везде разрушены традиционные механизмы отбора, вовлечения, возможности свободного нахождения духовного источника, свободного самоопределения в этом, свободного входа и выхода. И жатва не столь обильна, и работников все меньше. Каким же образом оно существует? Почему человечество в своем глобальном инстинкте или саморефлексии все-таки как-то сохраняет это ощущение, знание, предчувствие – по-разному, в разных местах и разных временах – необходимости существования духовного сообщества? Можно сказать, что духовное сообщество – это такой институт человека, который человечество содержит на протяжении всей своей истории. Это только мы в нашем европоцентризме уверены, что мы создаем институт человека и что раньше его не было. Во все времена или, во всяком случае, во все исторически фиксированные времена существовало духовное сообщество, занимавшееся человеком и его взаимоотношением с реальностью. Вот это и есть институт человека. И поэтому духовное сообщество существовало, существует и будет существовать. Это часть человечества, профессионально занимающаяся человеком.

Если бы мы имели возможность проследить, как духовное сообщество выдавало свою продукцию на протяжении истории человечества в Великое Среднее, мы бы увидели, что оно сыграло в истории колоссальную роль. Мало того, уже где-то на рубеже той и этой эры, скорее даже во времена V–IV веков до н. э., духовное сообщество отрефлексировало невозможность переносить свои законы на все человечество и требовать от него такого пути развития. Оно уже отрефлексировало специфику того, что это другая жизнь, – уже тогда произошла эта саморефлексия. А ведь саморефлексия – это серьезная штука, Великое Среднее только начинает процесс саморефлексии, то есть осознания себя как единого человечества за счет того, что создало глобальную проблематику, затрагивающую всех, – атомную опасность, экологический кризис и прочее. Здесь только начинается саморефлексия, а в духовном сообществе эта рефлексия произошла как минимум две с небольшим тысячи лет тому назад.

Необходимость содержания духовного сообщества несомненна. Вы ведь сами понимаете, что если бы это не имело смысла, то в ходе исторического процесса оно уже давно бы погибло. Это не так сложно сделать как в отдельно взятой стране, так и во всех остальных, вместе взятых, если бы это был вопрос формальный. Но поскольку это вопрос не формальный, это вопрос жизни человечества, то духовное сообщество существовало, существует и будет существовать. Как и во всяком другом деле, как и во всякой другой профессии, и в духовной традиции есть период голого энтузиазма под названием неофитство и период, когда это все работает на самоутверждение личности или индивидуальности. Это как освоение специфической информации, получение каких-то специфических навыков, нужных, чтобы занять свою территорию в социуме, утвердиться в качестве неповторимого элемента этого социума. И как в любой профессии, в духовной традиции также неумолимо наступает момент выбора, когда ты или становишься профессионалом, или потихоньку бросаешь это занятие, или остаешься любителем до конца дней. Это уже вопрос привязанности, любви, самореализации и внутренней необходимости…

Вообще духовное сообщество – это сообщество взрослых людей, в том смысле, о котором мы с вами не раз говорили: в смысле личной ответственности, беспощадного реализма и беспощадной устремленности. Это сообщество взрослых людей в полном смысле этого слова, и поэтому разные глупости там просто не проходят. Человечество в целом находится, условно говоря, в подростковом возрасте, когда саморефлексия еще только начинается оно уже наломало много дров, и неизвестно, будет ли ему так сильно везти в дальнейшем или оно закончит, как подростки, не пережившие этот период и ставшие асоциальными. А духовное сообщество уже, можно сказать, достигло солидного, зрелого возраста, возраста взрослого человека. Хотя я бы не говорил, что это старческий возраст. Предположительно, что приблизительно возраст сущностной, если соизмерять с человеческим возрастом, – в пределах тридцати пяти-сорока лет. Тут не надо преувеличивать, как это стало сейчас модно в многочисленных убежищах, называя учителей «тысячелетними». В духовном сообществе это все совершенно ни к чему, оно гораздо трезвее. Его романтизм беспощаден и поэтому напоминает трезвость обычной жизни. А еще я бы сказал, что оно предельно реалистично и поэтому иногда кажется нам чем-то вроде кощунства, жестокости или еще чем-нибудь в этом роде. Для подросткового романтизма такая оценка беспощадного реализма естественна.