Читать книгу - "Высадка в Нормандии - Энтони Бивор"

Из пяти участков, намеченных для высадки, самым тяжелым был сектор «Омаха»[14], хотя ни Эйзенхауэр, ни Брэдли признать этого не хотели. Участок, высадиться на который предстояло американским 1-й и 29-й пехотным дивизиям, подвергся тщательнейшей рекогносцировке английского Сводного отряда разведки побережья и проводки десантных судов (КОПП). Во второй половине января траулер, переоборудованный в военный корабль, отбуксировал к берегам Нормандии мини-подлодку Х-20. Генерал Брэдли предлагал, чтобы КОПП, проверив точки десантирования, предназначенные для английских и канадских частей, удостоверился в прочности грунта на участке «Омаха»: пройдут ли там танки? Капитан Скотт-Боуден, сапер, и сержант Брюс Огден-Смит из подразделения малых судов спецназначения, вооруженные только ножами и пистолетами «Кольт» калибра 0,45 дюйма (11,43 мм), вплавь добрались до берега. С собой они также имели портативный бур и пояс с кармашками для образцов грунта. На море стоял полный штиль, и разведчиков едва не засекли немецкие часовые.

Через день после возвращения из разведки Скотт-Боудена вызвал к себе в Лондон контр-адмирал. После обеда капитан прибыл на площадь Сент-Джеймс-сквер, в Норфолк-Хаус[15], и в парадной столовой, увешанной большими картами, закрытыми шторками, оказался лицом к лицу с шестью адмиралами и пятью генералами, в том числе генералом Брэдли. Тот придирчиво расспросил капитана о твердости грунта на пляже. Уже уходя, Скотт-Боуден обратился к нему:

– Разрешите еще доложить, сэр. Этот пляж – очень трудный участок. Потери там будут огромные.

– Знаю, мой мальчик, знаю, – сказал Брэдли, положив руку ему на плечо.

Просто «Омаха» была единственной пригодной точкой десантирования между английским участком слева и сектором «Юта» справа.

Как только войска вторжения начали погрузку на суда, местные жители высыпали на берег – попрощаться, помахать им рукой. «Когда мы уходили, – писал один американец-механик, которого поместили на постой в английскую семью, – они плакали так, будто расставались с родителями. Нас всех это очень тронуло. Штатские, похоже, прекрасно понимали, что происходит».

Разумеется, сохранить все в полной тайне не представлялось возможным. «Когда мы проходили по улицам Саутгемптона, – писал солдат английского танкового полка, – люди очень сердечно приветствовали нас. Стоило ненадолго остановиться – и нас тут же окружали, щедро поили чаем с пирожками, что очень сердило сопровождавших колонну военных полицейских: у них был строгий приказ не допускать никаких контактов солдат с местным населением».

Большинство частей перебрасывали на армейских грузовиках, но некоторые английские подразделения двигались пешим порядком, и кованые сапоги грохотали по мостовым. Люди старшего поколения, которые смотрели на солдат из своих крошечных садиков, не могли не вспомнить, что точно так же отцы этих ребят уходили воевать в окопах Фландрии. Даже каски с той поры не изменились, разве что форма стала немного другой, да и обмоток нынешние солдаты не носили. Вместо этого на ногах у них были холщовые гетры, гармонировавшие с такими же поясами, ранцами, винтовочными ремнями и патронташами. Сами винтовки и штыки тоже стали чуть иными, но это различие в глаза не бросалось.

Войска догадались, что день «Д» уже близок, когда им дали увольнительные на одни сутки. Для тех, кто не горел желанием воевать, это была последняя возможность дезертировать или же просто напиться в стельку. В предшествовавшие месяцы отмечалось довольно много самоволок, однако случаи явного дезертирства происходили сравнительно редко. Большинство же отсутствующих вернулось в свои части, чтобы в день вторжения быть рядом с товарищами. Здравомыслящие командиры не хотели терять людей, отправляя их под арест, и предоставили каждому нарушителю возможность искупить свою вину в боях.

Офицеры вообще стали гораздо больше заботы проявлять о солдатах, и те заметили, как изменилось отношение командиров. В изолированных от внешнего мира лагерях стали показывать развлекательные киноленты, из радиоприемников лилась танцевальная музыка, а пива выдавали больше, чем раньше. Наиболее циничные солдаты подметили, как расщедрились военные интенданты, а такая щедрость ничего хорошего не предвещает. Поэт Кит Дуглас[16], капитан Шервудских егерей[17], писал известному поэту предыдущей войны Эдмунду Бландену[18]: «Нас уже откормили, и теперь я жду, когда поведут на убой». Дуглас был одним из тех, кто в душе предчувствовал неминуемую гибель, и открыто говорил об этом близким друзьям. Поразительно, что очень многих это предчувствие не обмануло, хотя возможно и то, что такое настроение само толкало их к гибели. В последнее воскресенье Дуглас присутствовал на торжественном молебне, который служили на парадном построении части. После молебна он побеседовал с полковым капелланом, и тот позднее вспоминал, что Дуглас примирился с мыслью о смерти и вовсе ей не противился. А один из офицеров-однополчан говорил, что Кит был фаталистом и чувствовал, что исчерпал свой запас везения во время войны в пустыне.

Ожидание было нестерпимым, и почти все горячо мечтали, чтобы самое страшное поскорее оказалось позади. «Все жутко нервничают, и все напускают на себя безразличный вид, – сказал по этому поводу один американский пехотинец и добавил: – Что делать, бравада выручает». Многие вспоминали своих девушек. Кое-кто в спешке женился, чтобы обеспечить жену пенсией в случае, если произойдет самое плохое. Некий солдат-американец собрал все оставшиеся у него деньги и послал ювелиру, чтобы невеста-англичанка смогла купить уже готовое обручальное кольцо к моменту его возвращения с войны. Вообще в те дни каждый больше думал и глубже переживал. «Женщины, пришедшие на вокзал проводить своих мужей и женихов, обычно идут до самого конца платформы, машут рукой и старательно улыбаются, пока поезд не скроется из виду», – писал незадолго до того один журналист.

Кое-кто из солдат не выдержал чрезмерного напряжения. «Как-то ночью, – вспоминал военнослужащий американской 1-й пехотной дивизии, – один солдат надел два патронташа, взял ручные гранаты, прихватил винтовку и вышел из казармы. Никто не обратил на это внимания, но, когда пропажу обнаружили, сразу же отрядили людей на его поиски. Отыскали. Он категорически отказался сдаться, пришлось его застрелить. Боялся он погибнуть при высадке или же был немецким шпионом – этого мы так и не узнали. Как бы то ни было, поступил он глупо: в бою мог погибнуть, а мог остаться в живых, а так погиб наверняка». Возможно, он предчувствовал тот кошмар, который ждал их в секторе «Омаха».