Читать книгу - "Николай II. Расстрелянная корона. Книга 1 - Александр Тамоников"

– Я же соседа просил сделать это.

– Пришлось мне.

– Сам поди вызвался?

На этот раз Алексей не сдержался:

– Да что ты на меня волком-то смотришь? Не тебе одному тошно. Может, сына моего винишь в смерти батюшки? Мальца неразумного?

– Малец ни при чем. А вот жена твоя…

– Что жена? Ну, говори! Ведьма? Безбожница? Или завидуешь?

– Ты думаешь, что мелешь?

– Я-то думаю, да и тебе поразмыслить тоже не мешает. Затравили Катьку, из избы не выходит. Будто чужая для всех.

– Никто ее не травит. И не чужая она нам. Только вот мы ей не нужны. Это она нас за чужих держит. Слыхал последние слова отца?

– И что?

– А то! Как жить-то теперь?

Из сеней вышла жена Глеба и заявила:

– Что как псы лаетесь? Братья родные, а на всю деревню горланите, когда в доме тело отца лежит. Совесть поимели бы. – Она повернулась к Алексею: – А ты, Леша, если в избу заходить не желаешь, ступай к себе, от греха подальше. Нам теперь чрез твою Катьку житья не будет. Молва о пророчестве отца быстро по деревням разлетится, до уезда дойдет.

– Далась вам Катька! Мне что, из дома ее гнать?

– Уйди, Лешка! – угрожающе проговорил Глеб.

Алексей понял, что брат сгоряча может и ударить. Он молча сошел по ступеням крыльца на землю и двинулся к своему дому, терзаемый темными мыслями.

Войдя в избу, муж увидел жену, качавшую в зыбке ребенка. На лавке узел, явно с тряпьем, рядом платок.

Алексей указал на вещи и спросил:

– Это что?

– А то, – неожиданно огрызнулась Катерина. – Одежка наша, моя и сына. Ухожу. Нет больше сил жить с тобой и родней твоей полоумной.

– Чего? – взревел Алексей. – Ты рехнулась?

– С вами не только рехнешься, а напрочь умом тронешься. В ком отец твой беду и грех увидел? В ангелочке, только появившемся на свет Божий? У него пред смертью разум помутился, вот и нес невесть что. А родня и ты с ней рты пораскинули. Как же, ведь погубит дитятко мое малое вашу семейку. Все! Терпела, сколько сил хватало, больше не могу. Уйду в город.

– Ты чего городишь, стерва?

В младшем Рыбанове вспыхнула ярость, долго копившаяся в этом трусливом и жалком мужичке. Она вырвалась наружу. Ей не было больше места внутри Алексея. Так нередко случается с теми людьми, которые лебезят перед сильными, а в отместку издеваются над слабыми.

Но и Екатерина не поддалась, не испугалась.

– Я стерва? Что ты на мне женился-то? Хотя тебя и не спросили. Ефрем и Анна все сами решили с бабкой моей. Сирота им приглянулась. Отчего же нет? Сойдет за рабочую скотину, забаву для глупого сынка. Облагодетельствовали, в семью свою взяли. А ты хоть раз спрашивал, мил мне или нет? Счастлива я с тобой? Не интересовался. Потому как наплевать тебе на это. Привел бабу, она и у печи, и в хлеву, и в поле. Сам-то ни на что не годный. Ограду исправить не можешь. Чего ж о бабьем счастье говорить? Ты ведь только о себе всегда и думал. Навалишься, сопишь, слюну пускаешь. Дело свое сделаешь и на боковую. А то, что жена мучается, это ничего, раз она скотина. Да и родня твоя со свадьбы на меня косится. Будто прокаженная я какая, виноватая в чем-то. С чего вдруг сегодня твой отец заорал на младенца? Привиделась ему печать какая-то. А как после на меня с дитем брат и сват твой смотрели! С угрозой и звериной злобой. Я видела. Они сына моего изведут и глазом не моргнут. С ним и меня. А тебе новую жену подыщут, и пойдешь ты за ними как телок необлизанный. Не мужик ты, Лешка, а тряпка. А я не дам сгубить ребенка. Поутру уйду. Живи как знаешь.

Алексея трясло, глаза налились кровью, ладони сжались в кулаки, да так, что из-под ногтей кровь выступила.

– Уйдешь, тварь? Опозоришь меня на всю деревню? Не мужик, тряпка, да? Ну, сволочь, сейчас ты узнаешь, кто тут хозяин.

Алексей подскочил к жене и ударом кулака отбросил ее к полатям. Завесь сорвалась и накрыла молодую женщину. Зыбка едва не перевернулась, ребенок заплакал. Рыбанов потерял голову, схватил Екатерину за волосы и вытащил к печи.

– Ты у меня, скотина, далеко уйдешь!

Он бил жену без разбору, сначала кулаками, потом ногами. В голову, в грудь, в живот, в спину. Екатерина пыталась уклоняться от ударов мужа, но силы оставляли ее. Почуяв кровь, Алексей совсем сбесился. Он устал бить жену руками и ногами, сорвал со стены кнут и начал полосовать жену. Рубаха на ней разлетелась в клочья. Он сорвал ее и принялся охаживать кнутом голое тело, быстро превращавшееся в кровавое месиво.

Наконец-то Лешка споткнулся об опрокинутую скамью, выронил кнут и остановился. Сын в зыбке кричал, окровавленная Екатерина безжизненно лежала на полу. Сильная боль ударила Алексею по вискам. Он обхватил голову, качаясь, прошел в бабий кут – место хозяйки у печи, – вылил на себя ведро студеной воды и очухался. Ярость ушла. Ее место занял страх. Как бы не пришлось отвечать за содеянное.

Алексей подошел к жене, пнул ее ногой.

– Катька, вставай! Больше бить не буду.

Но Екатерина не подавала признаков жизни.

– Померла, что ли? – Алексей побледнел, нагнулся к жене, повернул к себе ее избитое лицо.

Екатерина дышала, пусть и слабо.

– Жива, слава богу. Да только надолго ли?

Ребенок исходил истошным криком. Алексей подошел к зыбке, покачал ее. Сын прекратил плакать и вдруг засмеялся так, будто кто-то щекотал его.

Рыбанов отпрянул от ребенка и подумал:

«Господи, что это? Воистину ненормальный. Да за какие грехи мне все это? Еще Катька помрет, не дай-то бог. Тогда староста Кирьян быстро мужиков соберет, отвезет меня в уезд и сдаст полиции. На то он и староста, чтобы за порядком на деревне следить, а не только на сходах выступать. – Он присел перед женой, тронул ее руку и услышал, как Екатерина застонала. – Жива. Но помереть может. Нужна помощь. Господи, и чего я сорвался? – Страх переполнял Алексея, заставлял его думать о себе. Убийство жены – это тяжкое преступление. За него можно и на каторге сгнить. – Надо звать кого-нибудь на помощь. В дом родительский ходу нет, доктора сам в Сарду отвез. Погоди, а жена Грудова? Она из отцовского дома ушла, сейчас должна быть у себя. Ольга же знахарка, лечить умеет. Избитых тоже поднимала, когда мужики на кулачные бои деревня на деревню выходили. Да еще каких переломанных! Вот к ней и надо идти. Чего-то младенец притих. Чудной он какой-то. – Алексей подошел к зыбке и увидел, что Федор, его сын, тихо спал. – То орет до синевы, то смеется, как дурной, а теперь спит, посапывая. Ну и хорошо».

Рыбанов в окровавленной мокрой рубахе, портах да лаптях быстро пошел шагом по улице. В деревне не спали только цепные псы, сопровождавшие его своим лаем. Он дошагал до двора Грудовых, отворил калитку, прошел к избе, тихо постучал в оконце.