Читать книгу - "Легендарный Корнилов. "Не человек, а стихия" - Валентин Рунов"

Другой слушатель академии того периода, А. И. Деникин, в своей книге «Путь русского офицера» писал: «Академия в мое время, то есть в конце девяностых годов, переживала кризис… Мы изучали военную историю с древнейших времен, но у нас не было курса по последней русско-турецкой войне 1877–1878 годов… Трижды менялись взгляды на Академию – то как на специальную школу комплектования Генерального штаба, то, одновременно, и как на военный университет… Из «военного университета», однако, ничего не вышло».

Командование академии грубо вмешивалось в личную жизнь слушателей. Так, например, разрешение на вступление в брак слушателю давал начальник Академии под тем предлогом, что он несет личную ответственность за то, чтобы невеста была «пристойной». Это нередко приводило к душевным драмам, под влиянием которых даже происходили самоубийства офицеров.

В целом же период командования академией Г. А. Леером оценивается современниками, как время застоя. Высшие военачальники – в основном участники русско-турецкой войны, пропагандировали только ее парадные стороны, умалчивая о недостатках, избегая анализа неудачных боев.

Приход к власти в 1894 году Николая II мало изменил обстановку. Новый император чтил своего покойного отца и его соратников. Высший генералитет служил пожизненно, всячески препятствуя продвижению всего нового. Академия должна была подстраиваться под эти условия.

Жизнь слушателей академии была сложной также и по причине безденежья (81 рубль в месяц), которое они постоянно ощущали, живя в Петербурге.

Слушатели академии считались кандидатами в представители высшей военной элиты Российской империи. На этом основании они имели возможность неоднократно видеть императора Николая II и его семью в самой различной обстановке.

Учась в академии, Лавр Георгиевич впервые увидел императора при открытии офицерского Собрания гвардии, армии и флота, заложенного еще повелением императора Александра III. В тот день, по случаю присутствия императора Николай II, великих князей и представителей высшего генералитета, громадный зал был переполнен.

С речью выступил профессор академии Генерального штаба полковник Золотарев. Он воздал хвалу основателю Собрания, а затем заговорил о внутренней политике Александра III. Собравшиеся офицеры, далеко не все довольные консервативной политикой императора, слушали эту речь в напряженном молчании.

Но вот лектор перешел к внешней политике. Очертив в резкой форме «унизительную для русского достоинства, крайне вредную и убыточную для интересов России пронемецкую политику предшественников Александра III», Золотарев поставил в большую заслугу последнему установление лозунга – «Россия для русских», отказ от всех обязательств в отношении германского императора и возвращение себе свободы действий по отношению к другим западным державам». Услышав это, первые ряды зашевелились. Послышался глухой шепот неодобрения, задвигались демонстративно стулья, на лицах собравшихся появились саркастические улыбки, и вообще, высшие сановники всеми способами проявляли свое негодование по адресу докладчика. Корнилов был удивлен таким ярким германофильством среди сановной знати, а также тем, как она держала себя в присутствии государя. Но когда Золотарев закончил свою речь, государь подошел к нему и в теплых выражениях поблагодарил за «беспристрастную и правдивую характеристику» назревшего момента…

В Зимнем дворце давались периодически балы в тесном кругу высшей родовой и служебной знати, на которые также приглашали и слушателей Николаевской академии Генерального штаба. Особенно это практиковалось при проведении первого бала, который означал открытие бального сезона. Накануне бала Гофмаршальская служба императора рассылала приглашения для офицеров петербургского гарнизона и в военные академии. В частности, Академия Генерального штаба получала порядка 20–25 приглашений.

Лавр Георгиевич в числе других стал гостем такого бала. Всего на нем было около полторы тысячи гостей. В начале бала придворные чины, быстро скользя по паркету, привычными жестами очистили в середине грандиозного зала обширный круг, раздвинулись портьеры, и из соседней гостиной под звуки полонеза вышли попарно государь, государыня и члены царской семьи, обходя живую стену круга и приветливо кивая гостям. Затем государь с государыней уселись в соседней открытой гостиной, наблюдая за танцами и беседуя с приглашенными в гостиную лицами. Танцы шли внутри круга. При этом, по придворному этикету, все остальные гости стояли, так как стулья в зале отсутствовали.

Корнилов и несколько его товарищей из провинциальных офицеров, впервые оказавшиеся в Зимнем дворце, в смятении держались вместе. На них обстановка бала производила впечатление своей невиданной феерией, грандиозностью и импозантностью залы, блеском мундиров военных и гражданских чинов, роскошью дамских костюмов.

Офицеров не особенно интересовали танцы. Пододвинувшись к гостиной, они с нескрываемым любопытством наблюдали за тем, что там происходит. А в промежутке между своими наблюдениями они отдавали посильную дань царскому шампанскому, переходя от одного «прохладительного буфета» к другому.

После окончания танцев все приглашенные поднялись на верхний этаж, где в ряде зал был сервирован ужин. За царским столом и в соседней зале рассаживались по особому списку, за всеми прочими – свободно, без чинов. Ужин был сытный, но без излишеств. Спиртное также пили мало, всего несколько традиционных тостов за отечество, во славу русского оружия и за членов царственного дома Романовых.

Перед окончанием ужина, во время кофе, государь, также по традиции, ходил по проходам, специально оставленным в зале. При этом он останавливался перед некоторыми столиками и беседовал с кем-либо из присутствующих.

Корнилова удивила доступность Зимнего дворца. При входе во дворец охрана пропустила офицеров, даже не проверив их удостоверений личности. Еще более доступен бывал Зимний дворец ежегодно 26 ноября, в день праздника святого Георгия и основания Николаевской академии Генерального штаба. Тогда приглашались на молебен и к царскому завтраку все находившиеся в Петербурге кавалеры ордена, а также большая группа преподавателей и слушателей академии. Во дворце проводили «Высочайший выход».

Корнилов несколько раз бывал на этих «выходах». Среди рядов офицеров из внутренних покоев в дворцовую церковь проходила процессия из ветеранов Крымской, русско-турецкой войн, кавказских и туркестанских походов – живая история России в лиц ах. В конце процессии шел государь и обе государыни.

На эти «высочайшие выходы» имели доступ офицеры Николаевской и других военных академий. И не было случая, чтобы во время церемоний произошли какие-либо непредвиденные обстоятельства, несмотря на то что в то время различными революционерами была буквально наполнена Россия.

Во время учебы Лавра Георгиевича в академии ее слушатели, так же как и офицеры армии, интереса к политике не проявляли. Так, А. И. Деникин, также учившийся в то время, в своих мемуарах писал: «Мне никогда не приходилось слышать о существовании в Академии политических кружков или об участии слушателей ее в конспиративных организациях. Задолго до нашего выпуска… тогдашний начальник Академии генерал Драгомиров, беседуя по этому поводу с академистами, сказал им: