Читать книгу - "Тайна Кира Великого - Сергей Смирнов"

Потом Астиаг пытался облачить своего внука в рос­кошные царские одежды, а тот отказывался, говоря, что час не настал.

— Неужели ты не примешь одежду даже с моего плеча, старшего в роду?! — с горечью (деланной или искренней, уже не поймешь) воскликнул Астиаг, снимая с себя рас­шитый золотом и серебром кафтан.

Если бы Кир отказался вновь, то оскорбил бы древний персидский закон. Он снял с плеч гиматий и принял дар. Мне казалось, он не желал стать похожим на мидянина, пока все остальные персы ходят в своих простых одеждах.

Кир остановился, не дойдя до трона Мидийского цар­ства нескольких шагов. Искусно выточенный из кипариса и покрытый тонким золотом трон был невелик, и спинка его была невысока, поэтому особенно массивными и мо­гучими выглядели отлитые из чистого металла быки, стоявшие по бокам от сиденья. Трудно было именовать эти фигуры просто подлокотниками.

— Что же ты, Куруш, мой славный преемник?! — все не унимался Астиаг.— Садись скорее! Покажись своим подданным в истинном величии. Пора!

Он так взволнованно торопил Кира, будто боялся, что кто-нибудь успеет вскочить на трон быстрее него и захватить власть еще легче, чем это удалось сделать Киру.

— Нет, Астиаг,— покачал головой Кир, как будто не боявшийся потерять власть.— Быков ночью не запрягают.

И по ночам не распахивают поля. Утро — вот время, когда принимают великие дары богов.

Так Кир отказался взойти на мидийский трон посреди ночи.

Он распустил всех и повелел стражникам устроить знатныx мидян достойным образом во дворце.

Отдав приказания своим, Кир подозвал меня.

— Раз ты назвался хазарапатом, эллин,— сказал он мне,— то и побудь им до утра. Не думаю, что ты захочешь им остаться на больший срок. Присмотри и за своими и за чужими. У тебя холодный и зоркий глаз.

Я пообещал Киру, что в эту ночь буду зорок, как никогда. Однако про себя думал, что за оставшуюся до рассвета ночную стражу в захваченном безо всякого боя, насилия и грабежа дворце уже ничего не произойдет и можно будет уже для собственного удовольствия пройтись по всем ярусам и покоям дворца, в случае чего ссылаясь на волю самого царя. Я полагал, что, когда перестану быть ряженым ха­зарапатом, другой такой возможности осмотреть весь дво­рец может и не представиться.

Между тем последняя стража стоила всех предыдущих вместе с минувшим днем и даже сражением на подступах к Эктабану.

В продолжение часа я бесшумно, как и полагается ночью Болотному Коту, прогуливался по внутренним помещениям и портикам царского дворца, дивясь искусству строителей, а затем наконец углубился в благоухающий сумрак висячих садов.

Ночь была тихой. Цвели магнолии. Их аромат дурманил чувства и вызывал передо мной образы обнаженных жен­щин.

Внезапно я почувствовал присутствие чужой силы. То мог быть враг или зверь.

Я сбросил с себя мидийский кафтан, непригодный для любой схватки, и осторожно двинулся сквозь кусты.

— Кама! Кама! — послышался неподалеку голос Кира.

Он звал кого-то по имени.

В той стороне я заметил слабый отсвет, а когда подошел ближе и раздвинул ветки кустов, то на мгновение похолодел.

Царю не спалось, и он тоже решил сделать прогулку по своим новым владениям. Он вышел из внутренних покоев в сад, а из кустов ему навстречу вышла самка леопарда. Этого-то ручного зверя он теперь и подзывал к себе.

Однако со зверем происходило что-то неладное. Кошка переступала осторожно, двигаясь к царю по дуге. Светильник на треноге горел за спиной Кира в отдалении, но я смог различить главный знак опасности: самый кончик кошачьего хвоста подергивался то в одну, то в другую сторону, как голова рассерженной змеи.

— Кама, иди сюда! — ласково позвал кошку царь,— Разве ты меня не узнаешь?

Мы прыгнули в один и тот же миг: я и леопард. Я — на зверя, а зверь — на царя Кира. Но мне-то понадобилось два прыжка, а леопарду — всего один.

Кир успел отскочить в сторону и выставить руку. Зубы зверя клацнули по его браслетам. Зад леопарда подогнулся в броске, и когти задних лап с треском разодрали полу кожаного гиматия, висевшего на плечах Кира.

В тот же миг я в прыжке схватил леопарда за загривок, а другой рукой нанес ему удар кинжалом в горло. Однако, умея точно бить человека, здесь чуть промахнулся и толь­ко прорвал зверю шейные мышцы, не поразив главных жил.

Кошка пронзительно взвизгнула и вывернулась на меня. Благо, ее задние лапы зацепились за гиматий Кира, а то бы сразу двадцать кривых ножей прошлись по мышцам и костям несчастного Кратона. Я успел отвернуть лицо, и только пять когтей скользнули по моему плечу, срывая кожу. Тут-то я воткнул кинжал зверю под нижнюю челюсть.

Но хищница не хотела отдать жизнь даром. Она рва­нулась, шерсть выскользнула из моей руки — и меня оп­рокинул сгусток неудержимой силы. Падая навзничь, я от­махнулся кинжалом и угодил зверю в грудь. Но и кошка вновь достала меня лапами: мне обожгло правый бок и левое бедро.

Блеснули зубы. Я выставил левую руку, спасаясь от пасти, и почти ненароком схватил зверя за горло. И вдруг страшная боль пронзила мою левую кисть, а кошка со­дрогнулась и упала на меня плашмя, внезапно лишившись и сил и жизни.

Ее шея вместе с моей рукою была пробита насквозь скифской стрелой.

Мы так и лежали теперь оба: я — на полу, переводя дыхание от схватки и боли, а леопард — на мне, испуская последний дух. Из пасти зверя пахло кровью, а его тело казалось мне горячим.

Кир появился надо мной, а с ним — еще три персид­ских воина. Один из них, не разобравшись, попытался подхватить кошку на копье, но я сам зарычал на него, как зверь.

— Ты жив, Кратон? — спокойно спросил меня Кир, приглядываясь к моей руке, пронзенной вместе со зверем.

— Жив,— только и пробормотал я.— Где Азал?

— Сейчас ты увидишь его,— пообещал мне Кир и отдал приказ одному из воинов: — Позови лекаря.

Азал, которому Кир подал знак, наконец появился надо мной, и настроение мое сразу улучшилось.

— Вот, Азал,— старательно улыбнулся я,— одной стре­лой тебе удалось поразить сразу двух зубастых котов. Ты — самый лучший охотник на свете.

Азал присел на корточки рядом со мной и с сочувствием посмотрел сначала на мою простреленную руку, а потом — мне в глаза. Как возвеселилась моя душа!

А уж сердце и вовсе едва не выпрыгнуло из груди, когда Азелек тихонько прикоснулась к моему запястью и погла­дила мое предплечье. Боль ненадолго прошла. Я даже был доволен, что сверху весь прикрыт распластавшимся на мне леопардом, иначе все бы увидали, как живо поднялась во весь рост моя мужская плоть.

— Прости меня, Кратон. Не хотел,— со вздохом про­говорил скиф.

— Одной стрелой ты спас и царя и меня,— радостно отвечал я.— Это малая плата. С меня причитается куда больше.