Читать книгу - "Страсти по революции. Нравы в российской историографии в век информации - Борис Миронов"

1909-1913 гг. … 462 … 531

На самом деле данные в третьей строке^[25] составленной А.О. таблицы подсчитаны самим рецензентом; их нет в моей табл. VI.12. Он «забывает» об этом упомянуть, как и о том, что в табл. VI. 10 речь идет об официальных сведениях, а в табл. VI. 12 — о скорректированных мною данных (касающихся сбора хлеба, урожайности и населения) — официальные и исправленные данные не могут совпадать.

Манипуляции с картофелем. Согласно моему расчету, колебания продовольственных остатков и средней длины тела крестьянства в 1801–1860-е гг. происходили согласованно (строки 2 и 3 в табл. 14)

Таблица 14

Продовольственные остатки и средний рост мужчин Европейской России в 1801–1860 гг.

Рецензенту захотелось доказать, что связи между длиной тела и продовольствием в действительности нет. С этой целью сборы хлебов и картофеля за 1840-е и 1850-е гг. он уменьшает на 10% (см. строку 3) и объединяет десятилетия в двадцатилетия (см. строку 4–5). В результате такой манипуляции с данными согласованность в колебаниях роста и продовольствия исчезла (см. строку 6). В своих расчетах А.О. допускает три ошибки (А.О., с. 124).

Во-первых, нельзя вычитать картофель из продовольствия и фуража за 1840–1850-е гг. Таким способом их величина в это двадцатилетие искусственно уменьшается на 10%, в результате чего данные за 1801–1840 и за 1841–1860 гг. становятся несопоставимыми. В конце XVIII в. посадки картофеля по всей стране «вряд ли превышали несколько десятков тысяч га», в 1830-е гг. по самым оптимистическим прогнозам — около 160 тыс. десятин, в 1850-е гг. — 688 тыс. десятин. При этом даже в 1850-е гг. доля картофеля в сборе зерновых и картофеля (при переводе его в зерно в пропорции 3: 1) составляла лишь 3,2%.^[26] Следовательно, при той же урожайности, как и в 1850-е гг., сборы картофеля в 1830-е гг. со 160 тыс. десятин могли дать не более 0,7% общего сбора зерновых и картофеля.

Во-вторых, если А.О. хотелось для 1840–1850-х гг. разделить продовольственные запасы на зерновую и картофельную части, то их нельзя было уменьшать на 10%, так как еще в 1850-е гг. доля картофеля в сборе зерновых и картофеля (при переводе его в зерно в пропорции 3:1) составила 3,2%, в 1870-е гг. — 5,6%. Когда я писал в книге, что после массовой интродукции картофеля в 1840-е гг. продовольственный потенциал крестьянского хозяйства увеличился на 10%, то имел в виду долю картофеля в посевах и сборах, а не его долю в питании. В 1850-е гг. на картофель приходилось около 10% сборов зерновых и картофеля, но с точки зрения калорийной ценности — в 3 раза меньше — 3,2%.

В-третьих, мои расчеты хлебного баланса строились на 10-летней основе, поэтому и все расчеты критика должны также строиться на десятилетних, а не 20 или 30-летних интервалах.

Таким образом, заключение А.О.: «динамика роста рекрутов не связана с “успехами” зернового производства» — результат манипуляций с данными.

Неправильные ссылки. Рецензент постоянно упрекает меня в том, что в моей книге ссылки на литературу и источники либо отсутствуют, либо сделаны неверно. Все его обвинения не имеют основания.

Например, он пишет: Б.Н. не привел ссылки на источники о сборах хлебов в первой половине XIX в., а ссылка на Зябловского не верна (А.О., с. 123). На самом деле все источники о сборах хлебов указаны в табл. VI.7 и сносках 7, 31 главы VI. В частности, Зябловский привел данные о сборе хлебов за 1820-е гг., Кеппен, Протопопов и Тенгоборский — за 1830-е гг. Методика расчета объяснена.

Рецензент не мог понять, откуда получены сведения для построения хлебного баланса за 1861–1900 гг. (А.О., с. 125). В действительности источники указаны в примечании к табл. VI.12.