Читать книгу - "Шолохов - Андрей Воронцов"

У Ермоловых они застали гостя, сухощавого стройного человека средних лет в темном костюме, в белоснежной сорочке с вышедшим из моды стоячим воротничком, украшенным галстуком-бабочкой. При виде новых гостей он предупредительно встал, коротко поклонившись, из чего безошибочно можно было заключить, что он либо бывший офицер, либо еще какой-нибудь «бывший». Моложавое лицо его показалось удивительно знакомым Михаилу — не вообще знакомым, а так, как бывает, когда вертится на языке полузабытое слово, кажется, вот-вот вспомнится, а все не вспоминается. Надо сказать, что гость, слегка подвыпивший, судя по красным пятнам на скулах, тоже смотрел на Михаила с тем же напряженным выражением в области бровей, которое свойственно припоминающему что-то человеку. Хотя, быть может, его, повадками смахивающего на «контру», просто насторожил полувоенный наряд Шолохова и Платонова, обычный в ту пору для коммунистов и комсомольцев.

— Я так рад, — торжественно произнес Александр Павлович, — что вы, Миша, зашли с товарищем именно теперь, и я имею честь познакомить вас с прекрасным русским писателем Михаилом Афанасьевичем Булгаковым…

Булгаков? Это имя в последнее время было на слуху, но оно, как ни странно, не подсказало Михаилу, где он видел этого человека. С писателем Булгаковым он точно не был знаком, фотографий его никогда не видел и даже произведений Булгакова, кроме каких-то фельетонов в «Гудке», не читал. Прославился он публикациями в единственных в ту пору частных, так называемых сменовеховских изданиях — газете «Накануне», журнале «Россия», которые Михаил не покупал из-за их дороговизны. Ермолов же, горячий сторонник сменовеховского движения, способного, на его взгляд, развернуть большевистскую власть лицом к национальным ценностям России, выписывал, не считаясь со средствами, «Накануне» и покупал нерегулярно выходящую «Россию», был лично знаком со многими вернувшимися из эмиграции сменовеховцами — графом Алексеем Толстым, Ключниковым, Устряловым, Бобрищевым-Пушкиным, Василевским-Не-Буквой, а теперь вот привел Булгакова.

— … Михаил Афанасьевич, — продолжал Ермолов, — как вам, конечно, известно, автор выдающегося романа «Белая гвардия», публикация которого еще не закончена в «России»…

— И, видимо, никогда закончена не будет… — бухнул, как в большой похоронный барабан, Булгаков.

В голове Михаила прояснилось. Название «Белая гвардия» оказалось тем заветным ключом, что отворил дверь в его памяти. Радуясь, что освободился от томительного процесса припоминания, он брякнул с ходу:

— Я вас узнал, товарищ Булгаков! Вы — доктор, который вместе с деникинцами стоял у нас в хате на хуторе Плешакове!

В глазах у Булгакова зажглись огоньки, рот от неожиданности полуоткрылся. Без всяких сомнений, он его тоже узнал. Потом Булгаков нахмурился. Михаил понял, что, сам того не желая, выдал его. И о деникинцах, и тем более об отрубленной голове комиссара этот человек едва ли хотел вспоминать. Конечно, не он его обезглавливал, но офицер, с которым он служил в одной армии.

Александр Павлович с удивлением поглядывал на них.

— Какой доктор? Какие деникинцы? — не понимал он.

— Нет, вы не подумайте, что я… могу донести… — залепетал Михаил. — Мой товарищ тоже… не станет…

Тут вмешался молчавший до сего времени Платонов.

— В чем дело? Вы — белый офицер? — со свойственной ему, как и Михаилу, прямотой обратился он к Булгакову. — И вас не расстреляли? Так что ж — живите теперь. Человек должен жить, а не лежать в могиле.

Булгаков тем временем пришел в себя, сухо улыбнулся Платонову.

— Благодарю вас, — сказал он с легким поклоном. — Ваша мысль насчет могилы необычайно остра. Тем не менее я считаю необходимым внести ясность: кадровым белым офицером я никогда не был, я был военным врачом, мобилизованным Деникиным. Теперь и я вас припомнил, — повернулся он к Михаилу. — Вы тот юноша, которому стало плохо… — Булгаков сделал паузу, Михаил же торопливо, понимая, как тому не хочется продолжать, сказал:

— Да, и вы мне дали нашатырю. Помнится, с вами был еще подпоручик, который хорошо говорил о законе возмездия на войне.

Булгаков кивнул и взглянул в глаза Михаилу с явной благодарностью. Александр Павлович только разводил руками:

— Вот уж поистине — гора с горой не сходится… А ведь Миша, Михал Афанасьич, не только тезка ваш, он, представьте, тоже писатель, у него книжка выходит. Вы, может быть, слышали — Шолохов?

— Как же — слышал.

По выражению его лица Михаил угадал, что Булгаков, как и он сам, разве что слышал о нем, но едва ли что-нибудь читал. Примерно так же Булгаков и хозяин дома отреагировали, когда Михаил представил им, в свою очередь, Андрея. Тогда это еще показалось ему неким нелепым, комичным совпадением, лишь впоследствии он понял, что современные писатели вообще редко читают друг друга.

Сели за стол, в уютный круг света от шелкового абажура. Александр Павлович налил Михаилу и Андрею водки из графинчика, придвинул закуски. Выпили за удивительную встречу Шолохова и Булгакова.

— Странная вещь — судьба, — сказал Булгаков, обращаясь к Михаилу. — В 19-м году я перед вами предстал в военной форме, а теперь — наоборот. А я, Александр Павлович, признаться, сначала подумал, глядя на уважаемых коллег, что вас уплотнять пришли! Из домкома вот эдак же приходят — в шинелях, гимнастерках. А оказывается, это писатели! Никак, знаете, не могу привыкнуть к этой моде на френчи, хотя и самому таскать их доводилось. Во Владикавказе, когда ушли белые, я устроился служить в Терский наробраз, в театральный отдел. Поскольку никакой другой одежды, кроме военной, у меня не было, я так и ходил на службу — во френче со следами споротых погон и в фуражке с кружком от кокарды на околыше. Ума не приложу, почему меня не расстреляли. Уже потом я узнал, что сделали с бывшими офицерами в Крыму, и поразился своей беспечности.