Читать книгу - "Предвестники викингов. Северная Европа в I-VIII веках - Александр Хлевов"

Дружинная организация Севера во многом остается «вещью в себе». Хрестоматийное «мы все равны» воинов Хрольва Пешехода, столь часто цитируемое в различном контексте, слишком расплывчато и не вполне адекватно.

Между тем совершенно ясно, что без достаточно объективного представления о том, чем на самом деле были эти воинские коллективы, чрезвычайно трудно оценить их влияние на другие социальные организмы, как собственно скандинавские, так и зарубежные.

Предмет нашего внимания в данном случае достаточно узок. Это ядро скандинавской военной организации, та молекула, которая была основой любого воинского соединения, предназначавшегося для реализации той или иной боевой задачи, — дружина. Она отнюдь не тождественна любому отряду, который появлялся у берегов потенциального объекта грабежа, насилия или завоевания.

О единоначалии говорить, разумеется, довольно сложно. Раннее Средневековье — как, впрочем, и все Средневековье вообще — эпоха, когда талант полководца заключался главным образом в том, чтобы без потерь доставить свою армию в точку непосредственного визуального контакта с противником и построить ее в определенном соответствии с ситуацией. Дальнейший ход событий в подавляющем большинстве случаев от вождя фактически не зависел. При этом чем более надеж но шлемы скрывали под своим покровом уши и глаза подчиненных и чем тяжелее становились их индивидуальные «спецсредства», тем более утрачивался контроль над воинством в ходе битвы. Основной вопрос всей средневековой стратегии, безусловно, сводился к проблеме хоть сколько-нибудь эффективного управления войсками на поле бра ни. Окончательно этот вопрос в Средние века так и не был решен и в какой-то мере снят был лишь в новое время.

В раннем Средневековье, когда большинство воинов было относительно легко — по позднейшим меркам — вооружено, сохранялось большое число полноправных, то есть потенциально рекрутируемых людей, размеры воинских контингентов были довольно значительны. Однако специфически северная разреженность населения не позволяет говорить о больших отрядах. Да, собственно, у них и не было достойной цели. В «эпоху Инглингов» боевые действия исчерпывались межродовыми и межплеменными столкновениями достаточно локального масштаба. Экспедиция свеев на Готланд или данов в Среднюю Швецию, при всей колоссальной значимости и эпическом размахе для участников похода, для нас — не более чем мышиная возня на краю карты мира. Масштаб подобных походов — несколько кораблей, в крайнем случае — несколько десятков кораблей.

Цифры корабельного состава, приводимые источниками даже в эпоху викингов, представляются нам более убедительными, нежели численность воинских отрядов. Саги довольно часто оперируют численностью именно кораблей, а не воинов (это, разумеется, не относится к сугубо сухопутным походам). При организации и созыве ледунга именно корабль был основной единицей. Так, в X в. Хакон Добрый ввел закон, согласно которому все населенные земли от моря до той границы, куда поднимался по рекам лосось, были поделены на корабельные округа. «Было определено, сколько кораблей и какой величины должен выставить каждый фюльк в случае всенародного ополчения» (92; 20). В сагах редко встречаются указания на конкретную численность отрядов, чаще оперируют понятием корабля. Судя по всему, эта информация вполне удовлетворяла потенциального слушателя саги и была для него достаточной. Кроме того, корабль выступает совершенно определенно в качестве самодостаточной единицы. Сам драккар боевым кораблем был только в силу и при условии наличия на нем «морской пехоты», единолично и в буквальном смысле «собственноручно» решавшей исход схватки.

С точки зрения строгой типологии, воинской единицей в сугубом смысле слова можно признать лишь отряд:

а) непосредственно подчиненный своему командиру;

б) неделимый, если к тому не понуждали исключительные обстоятельства;

в) автономный при выполнении боевой задачи, то есть в известном смысле аналог современного взвода.

В архаической Скандинавии с организационной точки зрения имели место три основных типа воинских формирований, а именно:

1. Народное ополчение.

2. Дружины отдельных конунгов.

3. Свободные дружины викингов.

Народное ополчение было наиболее древним и, если угодно, естественным видом вооруженных сил. Истоки его происхождения коренились во глубине веков и были столь же стары, как и сам организованный социум. Как отмечалось А. Я. Гуревичем, короли Норвегии (равно и других скандинавских стран) не располагали — из-за неполного развития феодального землевладения — достаточным количеством профессиональных воинов, чтобы опираться только на дружину и ленников, не считались с низкой боеспособностью крестьянского ополчения и постоянно созывали его.

С этим следует согласиться — за одним исключением. Представляется, что, как раз напротив, в силу специфически заторможенных в Скандинавии процессов исторического развития эффективность этого ополчения на уровне отдельного бойца вряд ли принципиально отличалась от эффективности профессионала-дружинника. Что же касается вооружения, то ни археологические находки, ни простая логика и здравый смысл не позволяют говорить всерьез о какой-либо экстраординарной оснащенности оружием дружинников-профессионалов. Невероятно, чтобы нищий — по европейским меркам — полу остров мог снабжать своих обитателей не только большим, но хотя бы равным с франкскими или англосаксонскими армиями количеством вооружения. В пользу этого свидетельствует и постоянный импорт оружия на Север с Рейна в эпоху викингов; столь же постоянными были наверняка захваты трофеев во время материковых и островных кампаний.

Вообще, способности к рукопашному бою, судя по всему, были, как и в любом ином обществе, строго индивидуальной особенностью того или иного человека, а масса превратностей повседневной жизни поддерживала постоянную боеготовность бондов, частенько вынужденных обнажать оружие.

Основной функцией ополчения следует считать решение задач местной обороны (в Норвегии, в частности, обороны побережья, чему и служили позднейшие реформы Хакона Доброго) (14; 108–109).

Народное ополчение являлось, в свою очередь, источником рекрутирования новых членов в дружины.

Дружины, группировавшиеся вокруг конунгов, имели давнюю историю. Общеизвестен пассаж Тацита о юношах, стремящихся посту пить на службу к выдающимся вождям; они «собираются возле отличающихся телесною силой и уже проявивших себя на деле, и никому не зазорно состоять их дружинниками» (116; 13). Примечательно, что уже тогда дружина не была однородна, в ней присутствовали ранговые различия (там же). Несомненно, что этот институт — ровесник самой власти, которая не могла возникать на одном личном обаянии и авторитете вождя, но была изначально гармоничным сочетанием славы его собственных подвигов и страха окружающих перед открытым принуждением. Строго говоря, история сложения вокруг династий конунгов их военных отрядов и борьба руками членов этих отрядов за установление власти конунга на возможно большей территории и есть история генезиса государства.