Читать книгу - "Под грозовыми тучами. На Диком Западе огромного Китая - Александрa Давид-Неэль"

Я уехала из Пекина в конце июня, примерно через пять месяцев после приезда.

У меня уже давно зрело желание провести лето в окрестностях Утайшаня, одной из священных китайских гор, куда я не смогла попасть во время предыдущих путешествий в силу обстоятельств.

Утайшань (пятиглавая гора, по-тибетски: Риво-цзе-нга) привлекала меня из-за одного божества с неоднозначной природой, которому испокон веков поклоняются множество паломников, некоторые из которых приходят сюда из отдаленных уголков Тибета и Монголии. Западные ученые-востоковеды знают его под санскритским именем Манджушри, а тибетцы называют его Джампалянг. В апокрифических сутрах махаянистского толка он фигурирует как ученик Будды; в непальских преданиях это генерал китайского происхождения, а тибетцы всегда смотрели на китайских императоров как на его воплощенных преемников. Манджушри также является покровителем ученых, этаким божеством науки и красноречия. Он играет в северном буддизме такую же роль, как богиня Сарасвати в индуизме. Между тем Манджушри-Джампалянг считается бодхисаттвой, то есть существом, почти достигшим полного духовного просветления будд и, следовательно, стоящим выше любого божества.

Итак, я собиралась отправиться к Джампалянгу, к нему домой, чтобы выяснить, в каком качестве он выступает в местных легендах и древних летописях, сохранившихся в окрестных монастырях. Кроме того, после паломничества в Утайшань, приблизительно в сентябре, я намеревалась заглянуть в северную часть Шаньси, а оттуда поехать в Монголию.

Из Пекина к горам Утайшань ведут несколько дорог. Та, что проходит через Датун, была самой живописной и потому привлекала меня больше других, но у меня имелись рекомендательные письма к губернатору Шаньси, маршалу Янь Сишаню и другим большим начальникам, жившим в Тайюане. Министр по делам Монголии и Тибета поручил им обеспечить меня жильем в одном из монастырей, расположенных в окрестностях Утайшаня. Мне следовало с ними встретиться, и, кроме того, я хотела узнать их мнение о маршруте моих странствий по Шаньси, намеченных на осень будущего года. Поэтому я решила сесть на скорый поезд в Ханькоу, следующий до Шицзячжуана, откуда по узкоколейной железной дороге можно добраться до Тайюаня.

Поезд отправлялся в шесть часов утра. Приехав на вокзал задолго до назначенного часа, я увидела множество толпившихся там людей. Старые здания недавно снесли, освобождая место для новых построек, и вся территория вокзала была превращена в строительную площадку. Для пассажиров оставили лишь крошечный пятачок, который был завален грудами багажа.

Раздобыв билеты после долгого ожидания, Ионгден хотел направить носильщиков и двух наших слуг к весам, где служащий взвешивал тюки и оформлял квитанции. Но когда подошла очередь моего сына, ему разъяснили, что все наши чемоданы и ящики должны быть открыты, а их содержимое проверено, прежде чем нам будет дозволено отправить их из Пекина.

Мне ничего не было известно об этой новой административной мере, направленной, как мне впоследствии сказали, против незаконного оборота опиума и подобных наркотиков. Данное распоряжение показалось мне слишком унизительным, и я отказалась распаковывать чемоданы и выкладывать свою одежду, белье и постельные принадлежности прямо на землю (скамеек там не было), посреди вороха грязного тряпья и прочих отвратительных предметов, которые досмотрщики вытаскивали из тюков сотен горемык и сваливали в кучу на платформе. Кроме того, белые люди привыкли на Востоке к почтительному, особенно учтивому отношению, и я не являлась исключением из этого правила. Во многих случаях подобная обходительность вполне оправданна. Ни один иностранец не станет роптать, окажись он в окружении благовоспитанных и чистых, как он, китайцев, но, естественно, ему, воспитанному западной цивилизацией, претит соприкосновение с дурно пахнущими, вшивыми обитателями Востока. Мне кажется, что местные власти должны избавить нас от этих неприятных контактов в силу элементарной порядочности.

И вот, после долгих хождений и переговоров Ионгдена с разными чиновниками, мой багаж зарегистрировали, не распаковывая вещей. Между тем настал час отправления поезда; локомотив дал гудок, и экспресс ушел без меня.

Подобное происшествие на Востоке ничего не значит. Я видела в Индии крестьян, живших на вокзале по много дней, пропуская один поезд за другим, так как… Я затрудняюсь сказать почему: соображения, которыми руководствуются эти люди, понятны только их соплеменникам. В конечном итоге, возможно, они и сами не в силах разобраться в мотивах своего поведения. Я убедилась в одном: в их непоколебимом спокойствии. Пропустить поезд — подумаешь, что за невидаль! Придут другие поезда, и не важно, когда ты прибудешь по назначению: завтра, на будущей неделе, на следующий год или никогда туда не попадешь. Зачем волноваться из-за такой ерунды?

По-видимому, так же рассуждал славный китаец, прошептавший мне на ухо поразительные слова утешения: «Следующий поезд отправляется вечером, в девять».

Было шесть часов утра. В бараках, где размещались вокзальные службы, не было ни одной камеры хранения. Все мои вещи были тщательно упакованы, а чемоданы закрыты в расчете на долгий путь; французская гостиница находилась далеко от вокзала. Что нам оставалось делать?

Мой повар сходил в справочное бюро, а затем доложил, что в девять часов утра отправляется пассажирский поезд. Однако, если бы я на нем поехала, то мне пришлось бы переночевать в Шицзячжуане, чтобы на следующее утро пересесть на ночной экспресс. Пустяки! Лучше провести день в вагоне, глядя в окно на проносящиеся мимо картины, нежели томиться пятнадцать часов на вокзале, а затем трястись в поезде целую ночь.

Итак, примерно через четыре часа после сверхраннего прибытия на станцию, мы наконец оказались в купе.

Когда-то мы с Ионгденом отправлялись с того же вокзала в сопровождении ламы Гуронг Цзана и его многочисленной свиты на край Китая, в безлюдные тибетские просторы, расположенные недалеко от большого Голубого озера (Кукунор). В ту пору железная дорога обрывалась в Хунаньфу, и оставшуюся часть пути мы эффектно проделали в повозке.

Уже давно было решено провести железную дорогу в Ланьчжоу, столицу Ганьсу, но мировая война положила конец строительству, которое вели французские и бельгийские компании. Кроме того, магистраль перестали прокладывать из-за местных волнений, недостатка средств и, несомненно, беспечного отношения власть имущих. Был завершен лишь один участок пути до Сианя, столицы провинции Шэньси^[25]. Теперь следовало продолжить строительство дороги в южном направлении, до Чэнду, столицы Сычуани, а затем в Юньнаньфу, столицу провинции Юньнань, где она должна была соединиться с французской железной дорогой в Индокитае и магистралью, которую предстояло проложить из Бирмы в Юньнаньфу.

Что касается Ланьчжоу, расположенного далеко на западе и попавшего в зону советского влияния, очевидно, о нем на время позабыли, хотя китайцы не отказались от мысли связать город с железнодорожной сетью. Если эта разнообразные проекты осуществятся, — включая русскую магистраль из Семипалатинска в Урумчи, столицу Синьцзяна, а оттуда в Ланьчжоу, то Индокитай окажется значительно ближе к Москве.