Читать книгу - "Державный - Александр Сегень"

В конце апреля Иван Васильевич собрал братьев своих, воевод, епископов, бояр на совет, и все пришли к согласию — надо идти на Новгород войною, и немедленно. На Троицыной неделе, в четверг, пошла первая рать. Князь Данила Холмский и Фёдор Акинфов, хромец, повели за собою сотню сотен войска, в основном конного, в направлении на Русу. Спустя неделю, имея чуть меньше ратников, выступил князь Стрига-Оболенский. При нём и большая часть касимовцев^[37]. Друг Стриги, прославленный Басенок, увы, не встал со скорбного ложа болезни — скрутило и отняло у него всю правую сторону. Стриге же Иван определил двигаться на Волочёк да по Мете, прямо ко Новгороду. И вот теперь — завтра, значит — двинет свою рать и сам государь наш, великий князь Иоанн Васильевич, даждь Господи ему здравия духовного и телесного и торжества победы над обезумевшими в своей ереси новгородцами!

Геннадий продолжал рассказывать о бесчинствах, творимых в Новгороде о засилии там литовцев и поляков, об издевательствах над сторонниками Москвы и православной веры. Явился монах, посланный во дворец к государю, сообщил, что завтра на рассвете Иван будет ждать у себя Вольпу и Вову и разрешает им тоже идти вместе с ним в поход.

— Ну вот и славно, — сказал Геннадий, глядя на зевающего Вольпу и совсем уже сонного Тревизана. — Пора нам всем укладываться спать-почивать. Вы с дороги усталые, а завтра с самого раннего утра день предстоит нам всем многосуетный. Я ведь тоже сбираюсь идти вместе с Иваном — куда он, туда и я. У меня всё приуготовано. Идёмте, я провожу вас на ночлег.

Поднявшись из-за стола, Геннадий прочёл благодарственные молитвы и повёл гостей своих в отведённые им кельи, где всё уже было постелено по-монастырски скромно, но уютно. Пожелав им доброй ночи, отправился в свою келью, где встал на сон грядущий помолиться Богу. Молитва помогла ему, и волнения о завтрашнем дне немного поутихли. Он лёг одетый на голую скамью и вскоре уснул.

Ему приснился весёлый и свежий Иона, в то утро, когда на митрополичьем дворе закладывали церковь Ризположенья в честь спасения Москвы от набега татар Мазовши. Счастливый и торжественный свет растекался повсюду, и с этим светом, переполняющим душу, игумен пробудился, вскочил, кинулся к окну — начинало светать. Помолясь и умывшись, Геннадий распорядился, чтобы будили вчерашних гостей, а сам вышел на монастырский двор, где стояли иноки, ожидая его, слегка поёживаясь от утреннего холодка и радостного волнения — предстоял крестный ход вокруг Кремля ради Господнего благословения государю Ивану Васильевичу на войну с Новгородом.

Ждать пришлось недолго. Не успел Геннадий осмотреть, правильно ли расставлены его монахи с хоругвями и образами, как прибежал гонец с вестью о том, что крестный ход вышел из Успенского собора, пересёк Красную площадь^[38], миновал Иоанна Лествичника и вытек на Ивановскую.

— Ну, слава тебе, Царица Небесная! — перекрестился игумен. — Кто рано встаёт, тому Бог победы даёт.

Вскоре со свечой, взятой в фонарь, на улице за открытыми вратами монастыря появился первый ходок — тот самый ключарь Яков, который пред смертью Ионы дивное знамение имел. За ним с двумя тяжёлыми хоругвями шли Никита и Пётр — архидиаконы Успенского и Благовещенского соборов, оба высокие здоровяки. Далее двое дьяконов несли большую икону, нетрудно догадаться — Владимирскую, бесценную Богородицу Пирогощую, писанную самим евангелистом Лукой при земной жизни Приснодевы Марии, спасшую семьдесят пять лет назад Москву от нашествия орд Тамерлана. За нею шёл весь причт Успенского собора, неся корсунские кресты — два хрустальных и один серебряный, иконы и ковчеги со святыми мощами.

Среди причта шли и главные лица Москвы — великий князь Иоанн Васильевич и митрополит Филипп, семь лет назад возведённый в сан. Пред верховным пастырем Русской Церкви несли ковчег с главной святыней Кремля — десницей и локтем апостола Андрея Первозванного. Государь сам нёс свой ковчег, в котором покоились другие мощи — честная глава Иоанна Златоуста, именем которого великий князь и был наречен при крещении.

Когда митрополит, государь и весь причт Успенского собора прошествовали мимо ворот монастыря, идущие следом приостановились, предоставляя возможность чудовским монахам войти в крестный ход. Архидиакон Роман понёс главную архангельскую икону, за ним пошли иеромонахи: Дионисий и Кирилл — с хоругвями, Фома с образом святителя Алексия Московского. Далее уже пошёл сам игумен. Войдя в общий строй крестного хода, он оглянулся и окинул взглядом других своих иноков, идущих следом. Средь них мелькнул и Андрей Иванович Бова, а в руках у него была завёрнутая в аксамиты вчерашняя парсуна. Видно, он не хотел терять время и надеялся сразу после хода встретиться с государем.

У ворот Баскачьего двора стояли два нарядных нукера с копьями изрядной длины. При виде великого князя они низко поклонились. Возле Девичьего монастыря стояли, ожидая возможности вклиниться в крестный ход, монахини и игуменья. А когда голова хода вступил во Фроловские ворота, справа от башни брызнуло яркое сияние и выглянул весёлый верх встающего солнечного диска. Геннадию стало ещё радостнее, он чувствовал, что сердце в груди светится точно также, как это возрождающееся светило. Миновав ворота и выйдя из-под Фроловской башни с наружной стороны Кремля, игумен увидел солнце в полном блеске, а на мосту — радостные лица монахов Андроникова монастыря, тоже притёкших поучаствовать в крестном ходе и пожелать Ивану Васильевичу победы. Впереди всех, под развевающимися хоругвями, рядом с андрониковским игуменом, держащим в руках образ святителя Алексия, стояла, счастливо улыбаясь, единственная сестра государя — Анна Васильевна, супруга рязанского князя Василия Ивановича. Лицо её сияло, как румяное спелое яблочко. Геннадий, поймав на себе её взгляд, поклонился, а про себя усмехнулся — небось опять рожать на Москву приехала. А может, прознав про великий поход, решила немного вместе с матерью почувствовать себя на Москве хозяйкою. А может, и то и другое — и родить, и московской госпожою побыть.

Свернув налево, игумен Геннадий вместе с великим крестным ходом пошёл вдоль крепостной стены. И вновь в голову ему пришла намозолившая мозги мысль о том, что неправильно у нас крестные ходы ходят — встречью, а надобно бы посолонью^[39]. Ведь когда встречью, то непременно налево идёшь, а сказано: «Ходите токмо правыми путями». И почему это нигде в книгах не попадается, как именно, в какую сторону надо крестные ходы ходить?.. С этой мыслью Геннадий дошёл до Никольской башни, где на мосту стояли монахи Богоявленского монастыря, а за рвом, на Пожаре, кучковались толпы зевак-торговцев. Они сегодня пораньше вывалились сюда со своими товарами — перед выступлением в поход хватятся того-сего, прибегут покупать доспеха ли какого недостающего, стрел ли, булав да палиц, из еды чего да из одёжи, вот и можно будет покруче цену заломить.