Читать книгу - "О прекрасных дамах и благородных рыцарях - Милла Коскинен"

Этот список можно продолжать бесконечно даже по рядам высшей аристократии страны, не говоря уже о виконтах, баронах, рыцарях, джентри. Из этого следует, что главной задачей замужней дамы было все-таки обеспечение продолжения рода – помимо всех прочих главных задач. Это понимали все историки, всегда, и викторианские историки тоже. И вот в какой-то момент в те далекие уже дни случился любопытный перекос.

Ценность наследников рода оставалась животрепещущей темой, и эта одержимость не могла не попасть на острое перо социальной сатиры. В романах начали появляться пьяноватые, безграмотные и безнадежно темные повитухи типа Сары Гэмп из «Приключений Мартина Чезлвита». Этот тип повитухи стал настолько популярен, что его «перенесли» и в Средние века. Дело в том, что викторианцы, несмотря на всю критику своей эпохи, очень ею гордились, этой эпохой могущества – промышленная революция, развитие научной мысли, набирающий обороты капитализм. Казалось, что Англия находится на вершине своего развития, своего величия. Неужели какое-то Средневековье могло с этим сравниться? Тем не менее, наивными эти викторианцы не были. Они видели, что здоровье нации в целом находится в ужасающем состоянии, что женщины низведены обществом до статуса неразумных детей, что для многих слоев общества медицина оказалась совершенно недоступна, что улицы и жилища грязны, а обитатели городских трущоб омерзительны. Они все это видели, но осознание несовершенств современного им общества было настолько оскорбительным, что, по контрасту, они стали сами себе доказывать, что раньше было еще хуже. Именно так родился миф о темном, грязном и дремучем Средневековье. Миф, в который было поверить тем легче, что во время гражданской войны 1640-х годов значительная часть культурного наследия нации была просто уничтожена вплоть до переплавки драгоценностей короны.

Миф прижился, получил развитие, стал обрастать жутковатыми подробностями, неизвестно откуда взятыми. Историки, настоящие историки, знали, конечно, что в том же Париже XII–XV веков можно было поименно перечислить 7 647 профессиональных медиков, из которых как минимум полтора процента составляли женщины. В 80-х годах двадцатого века появилась серия публикаций, отслеживающих средневековых медиков по разным странам Европы (Франция, Италия, Германия, Испания), по разным этническим группам (арабы, евреи). Но вот по Англии документов практически не было. Приходилось по крупицам собирать данные хотя бы о тех, кто был зарегистрирован в гильдиях, кто числился в списках налогоплательщиков, кто по каким-то вопросам фигурировал в суде. От некоторых выводов хотелось просто зажмуриться. Американка Верил Роуленд запустила в обиход выражение «woman’s illnesses were women’s business (женские болезни были делом женщин)», имея в виду, очевидно, именно гинекологические болезни, потому что именно вопросу гинекологии была посвящена ее книга. Но фраза, к сожалению, оказалась из породы «летучих» и потихоньку распространилась на всю сферу женского здоровья, словно средневековые дамы никогда не страдали, скажем, от несварения желудка или травм, полученных в быту или на охоте. Более того, даже в работах профессиональных историков неуклюжее наименование «специалист по женским болезням» частенько заменялось коротким словом «повитуха».

Историк Моника Грин дает более детальное разделение медиков по сферам специализации. Врач (или лекарь, или терапевт) – человек, получивший университетское образование и степень, имеющий право диагностировать болезнь и лечить внутренние заболевания. Хирург, занимающийся мануальными аспектами медицины: вправление вывихов, лечение переломов, ампутации. Цирюльник-хирург, выполняющий менее профессиональные процедуры типа наложения швов и кровопускания. Аптекари занимались составлением лекарств либо по рецепту врача, либо по собственному пониманию. Часть медиков работали под эгидой лицензий и регуляций университетов, часть – под регуляцией гильдий, и, наконец, существовали независимые медицинские практики.

Все это в теории, разумеется. Потому что на практике сферы деятельности перекрывали друг друга, и сами наименования этих сфер стали складываться только к двенадцатому веку, а к шестнадцатому уже снова изменились. Помимо медиков в профессиональном смысле, существовали религиозные целители и немалое количество деятелей, занимающихся, так сказать, «чудесными исцелениями», но этот аспект ухода за больными совершенно не поддается классификации до сих пор. Мы не можем сказать, до какой степени коллективная молитва за чье-то здоровье способствует выздоровлению. Исследования университета Дьюка (проект «Мантра», 1997–2003 годы) регистрируют, что способствует, но механизм воздействия анализировать весьма затруднительно. На любое заявление о том, что всевозможные энергетические терапии являются мошенничеством, находится ряд заявлений реальных людей, которым энергетические терапии помогли. Таким образом, заклеймить ряд средневековых медицинских практик словом «мошенничество» как-то не получается, если уж мы до сих пор ими пользуемся, не понимая, как они работают.

Разумеется, услугами всех вышеперечисленных медиков пользовались и мужчины, и женщины. Но до какой степени здоровье женщин было «бизнесом женщин»? Опять же вопреки сложившемуся мнению, женщины средневековой Англии работали в профессиональной медицине по лицензиям. Даже тот минимальный материал, который удалось собрать историкам Тальботу и Хэммонду, показывает, что девять женщин практиковали в качестве дипломированных терапевтов, одна – в качестве хирурга и одна – в качестве специалиста по женским заболеваниям. Роберт Годдфрид нашел упоминания о 28 женщинах-медиках, практиковавших в 1340–1530 годах: 8 терапевтов, 16 хирургов-цирюльников и 4 аптекаря. Возникает, разумеется, вопрос о том, каким образом женщины получали университетские степени, если все знают, что в средневековые университеты женщин не брали. Не совсем так.

Во-первых, существовала медицинская школа в Солерно, основанная на средства города и являвшаяся, таким образом, светской. В ней женщины не только учились в XI–XV веках, но и преподавали, хотя потребовалось несколько сотен лет, чтобы от этого факта историки перестали отмахиваться, как от легенды. Ребекка Гуарна написала трактаты «О зародыше», «О лихорадке» и «О моче». Абелла (псевдоним) написала «О черной лихорадке» и «О природе человеческого семени». В Салерно работала знаменитая на всю средневековую Европу Тротулла де Руджеро, работы которой средневековым английским дамам рекомендовалось не только иметь на столе, но и читать вслух. Тротулла (или, как ее часто именовали, дама Трота) была апологетом теории единой терапии, то есть рекомендовала рассматривать человека единым целым, в котором все связано со всем. Именно этот взгляд доминирует в современной нам медицине, кстати сказать. Тротулла рекомендовала дамам в деликатном положении употреблять в пищу только легкие продукты, часто купаться, втирать в тело масло фиалки, смазывать отекшие щиколотки розовым маслом и заваривать, в случае возникновения проблем с пищеварением, мяту. В Салерно работали как минимум две женщины-хирурга, но под псевдонимами.

Обучению в Салерно предшествовал трехлетний подготовительный курс, затем студенты собственно учились медицине в течение пяти лет и, наконец, работали после этого год под руководством опытного врача в качестве помощников. Обучение в Салерно отнюдь не было теоретическим. Получив базовые знания на первых курсах, студенты вместе с преподавателями шли в госпитали. Да не покажется это странным сторонникам теории «грязного Средневековья», но очень большой упор в Салерно делался именно на гигиене и диетологии. Самым большим отличием от преподавания медицины в наши дни было отсутствие возможности свободно проводить вскрытие трупов, первое разрешение на публичную демонстрацию было дано только в 1238 году. Впрочем, и в наши дни медсестер благополучно учат по анатомическим макетам и рисункам – что и делалось в Салерно. «Салернский кодекс здоровья» дошел в стихотворной форме до наших дней, и определенно заслуживает прочтения, нужно только иметь в виду, что в результате многочисленных переводов там теперь может быть не совсем то, что изначально было написано.