Читать книгу - "Инквизиция. Царство страха - Тоби Грин"

Жизнь на островах, расположенных в тысяче миль от Европы, была трудной. Главный остров Сантьягу находится в 300 милях западнее побережья Африки. Столица этого владения Рибейра-Гранди была «богаче деньгами, а не достоинствами», как сформулировал это епископ Баии сорок лет спустя^[373].

Рибейра-Гранди стала известным рассадником лихорадки^[374]. Некоторые обвиняли африканцев в том, что «они портят воздух, как испортили свою землю»^[375]. Каждый год сезон дождей в период между августом и октябрем уносил жизни многих поселенцев.

Несколько лет спустя итальянский путешественник сказал об этом так: «Португальцы, мужчины и женщины, спотыкались на улицах на каждом шагу. Цвет кожи у них был мертвенно-бледным, а правильнее сказать — настолько желтым, что они казались скорее мертвыми, чем живыми»^[376].

И такое место должно было стать новым домом для ребенка.

Это был главный африканский порт для вывоза рабов в течение всего XVI века. Сюда «постоянно прибывали корабли с товарами из разных стран», чтобы обменять их на «черную слоновую кость»^[377]. Море всегда оказывалось превосходным стражем: стены островной тюрьмы выходили прямо к синей неприступности…

Присутствие на острове Льюиса имело очень простое объяснение. Он был сыном Гашпара де Карвайала и Каталины де Лэан, которые продолжали находиться в заключении в инквизиторских тюрьмах в Эворе^[378]. Мальчишка был в бегах, он проделал мучительное путешествие.

Заключение в тюрьму его дяди представляло угрозу для всей семьи. Отец отправил Луиша из Португалии в Испанию. То, что это происходило во второй половине 1547 г., сразу после пожалования папой Павлом III всех полномочий португальской инквизиции, нельзя считать простым совпадением (см. гл. 2).

Существовали опасения, что в первые годы своего существования португальская инквизиция обрушит на конверсос те же репрессии, которые уже пришлось испытать после введения инквизиции в Испании. Но Гашпар де Карвайал наделся обеспечить хорошее будущее своему маленькому сыну.

Сначала они отправились в Сахагун в Испании. Здесь конверсос нанесли визит аббату монастыря, который приходился им родственником. Но затем Гашпар заболел в Саламанке, и Луиш должен был заботиться о себе сам. Гашпар пытался вернуться в Португалию, но умер в Бенавенте, так и не добравшись до границы^[379].

Теперь юный Луиш оказался в опасном положении. Его отец умер, а семья матери сидела в тюрьме в Эворе. Не зная, что Альвару и Жоржи де Лэана инквизиция выпустит на свободу по общей амнистии, родственники Луиша боялись, что их тюремное заключение может привести к цепочке арестов, и это разрушит семью. Дядя Луиша Дуарте де Лэан (брат Альвару и Жоржи) был чиновником в Каса-де-Гуине в Лиссабоне — главном административном органе, занимавшимся делами торговли Португалии с Африкой. Это означало, что он отвечал за куплю-продажу рабов и за счета.

Дуарте провел много времени в Гуине, знал там многих людей^[380]. Он приехал в Бенавенте, чтобы забрать сироту Луиша с собой в Лиссабон^[381].

В те времена Лиссабон был самым африканским городом Европы. Пребывание там явилось превосходным вступлением в ту жизнь, которая начнется для мальчика на островах Кабо-Верде. Ведь согласно оценкам, в 1551 г. в городе было 9950 рабов, примерно один на десять жителей^[382]. Аукцион рабов проводили на Пелоринью-Велью (у Старого Позорного Столба, это площадь, на которой наказывали преступников)^[383]. Некоторых рабов, которым везло, покупали хозяева, одевавшие их в ливреи и отправлявшие бродить по узким мощеным улицам с поручениями по хозяйству. А тем, кому не повезло, приходилось носить своих хозяев в паланкинах вверх и вниз по холмам города, с которых открывался вид на реку Тежу и равнины на южном берегу^[384].

Контора Каса-де-Гуине, где работал Дуарте де Лэан, находилась в районе города, который примыкал к берегу. Рядом располагались магазины Мина, заваленные североафриканскими тканями, коврами, медными кастрюлями, подносами, а также бусами из стекла, предназначенными для вывоза в Африку и обмена на золото и рабов^[385]. Сразу за углом находился и дом для рабов^[386]. Именно там в двух больших помещениях содержали африканцев, которых недавно привезли на кораблях работорговцев. Здесь их кормили перед аукционом. Дневной рацион состоял из риса, галет и оливкового масла^[387].

Если африканцы умирали в этом доме, то тела уносили в яму около ворот Санта-Катарины и бросали в общую могилу. Такова была их страшная судьба. Но все же это было лучше, чем оставить трупы разлагаться там, где умерли люди, что практиковалось до 1515 г.^[388]

Кроме рабов, около доков можно было увидеть многих африканцев, закованных в цепи. Они работали в порту, занимаясь погрузкой и разгрузкой мешков с древесным углем и соломой. Рабы привозили в город древесный уголь, который использовали для топки печей, солому для подстилок, полов и конюшен. Африканские женщины, которых в то время можно было встретить повсюду в городе, работали водоносами и прачками. Некоторые из них продавали рисовый пудинг, кускус и нут на площадях и перед портом; еду держали в большой глиняной посуде, которую носили на голове. А менее везучие убирали грязь и экскременты в домах богачей города, вынося испражнения в канастрах — плетеных корзинах с крышками, закрывающими емкости внутри^[389].